Балинт открыл глаза. Володя еще не вставал. На краю его постели сидел молодой советский капитан с задумчивыми глазами, стройный, подтянутый, свежевыбритый.
— А, Миклош! Ты как сюда попал?
Капитан вскочил.
— Товарищ майор, капитан Миклош Штейнмец[68] докладывает…
— Отставить! Ты что, служишь в Дебрецене?
— Прибыл всего на один день, товарищ майор, прямо с передовой. Сегодня же уезжаю в Ясапати, в ставку фронта.
— По каким делам здесь?
— Четвертый Украинский передал нам группу политработников, специально подготовленных на должности городских комендантов. В Дебрецене они слушали дополнительные лекции, и я теперь приехал за ними. Вечером выезжаем в Ясапати, а завтра — послезавтра они уже понадобятся на местах. Нужда в них большая. Я тоже в Ясапати не останусь. Этой же ночью должен выехать в Цеглед. Прикомандирован к опергруппе штаба фронта.
Чтобы лучше видеть Штейнмеца, Балинт повернулся на бок. Холод сразу забрался ему под шинель.
— Брр! А ну, ребята, давайте затопим! Угля хватает.
Миклош Штейнмец с большим знанием дела развел огонь, и уже через несколько минут печка раскалилась докрасна.
— Скажи, Миклош, ты родился в Венгрии? — спросил, бреясь, Балинт.
— Мне, товарищ майор, было четыре года, когда мои родители эмигрировали. С тех пор…
— Знаю. Побывал всюду, где наши сражались с оружием в руках. Известно мне и то, что ты воевал в Испании рядом с Матэ Залкой. Бедный Матэ! Двадцать лет готовился к возвращению на родину… Да еще как готовился!.. И вот мы здесь, а он остался в Испании. Теперь уж вы, молодые…
Лысый майор так и не договорил, чего ждет он от молодых. Но по блеску глаз он увидел, что они его поняли.
Анна Моцар принесла завтрак.
Веки ее были красны от слез.
— Что с тобой, Аннушка? Что случилось? Кто тебя обидел?
— Представь себе, Геза, — сказала она со вздохом. — Выхожу на улицу… так просто, поглядеть… А там… на улице… все люди говорят по-венгерски…
— Ну и о чем же тут плакать? — удивился Балинт.
Анна закрыла лицо руками и ничего не ответила.
— Это действительно какое-то особое чувство, товарищ майор! — заговорил вместо нее капитан Штейнмец. — Мы и раньше повсюду слышали венгерскую речь, в Москве, в Берлине, в Мадриде. Но в Мадриде, например, услыхав венгерские слова и обернувшись посмотреть, кто это говорит, я почти всегда встречал друзей… А здесь… Понимаете, товарищ майор?
Балинт не сказал ни слова.
Анна опять заплакала.
— Хватит, ваше сиятельство!
И лысый майор погладил ее седые волосы.
— Слезы ее сиятельству не к лицу, — пошутил он.
— Геза, у вас нет сердца.
— Возможно. Но так или иначе мне нужно спешить в комендатуру.
Балинт должен был явиться в политический отдел городской комендатуры ровно в двенадцать часов пятнадцать минут. У капитана Штейнмеца тоже оказалось там дело, и они отправились вместе. Молча шагали они, пробираясь через груды развалин, обходили завалы на тротуарах и воронки от гранат.
— Послушай, сынок, — сказал наконец Балинт, когда они со Штейнмецем уже подходили к комендатуре, — Анна и права и не права. Это, конечно, верно, что здесь даже совсем чужие люди говорят по-венгерски. Но ведь именно потому-то они нам и не чужие.
7. В Дебрецене
Балинт пробыл в Дебрецене двое с половиной суток.
Городская комендатура предоставила «Венгерской газете» местную типографию; одна из советских инженерных частей успела привести ее в порядок еще накануне открытия сессии Национального собрания. Получила газета и ротационную бумагу, но расходовать ее приходилось очень бережливо, так как она доставлялась сюда из Киева — и по железной дороге, и автотранспортом, и на самолетах. Заместитель начальника политотдела комендатуры подполковник Лимончик — он потерял в Сталинградской битве левую руку — принял Балинта и Пожони в тепло натопленной комнате в два окна, попотчевал их чаем из самовара и кубанским табаком и два часа кряду проговорил с ними об общем военном и политическом положении.
Сводилось все к следующему. Советские войска завершили окружение венгерской столицы. Немцы хотят отстоять Будапешт любой ценой. Командование штурмующих город советских частей получило приказ от Верховного Главнокомандующего по возможности щадить столицу венгров и всеми средствами помогать населению освобождаемых городских районов.
— При сложившихся обстоятельствах осада вряд ли будет короткой, — высказал свое мнение подполковник Лимончик. — Гитлеровцы трубят, что сделают Будапешт своим немецким Сталинградом. Пусть, мол, он будет разрушен до последнего здания, но на его руинах должен якобы произойти перелом в ходе войны… Внешне, по крайней мере на бумаге, обстановка и в самом деле отчасти напоминает сталинградскую: теперь уж мы имеем чрезмерно растянутые коммуникации, а немцы засели в городских стенах. Они знают это, но упускают в своих расчетах то обстоятельство, что в свое время их тылы подверглись нападению многочисленных партизанских отрядов, тогда как наш сегодняшний тыл поддерживают и укрепляют миллионы тружеников страны. Не говорю уже о том, что немецкие генералы даже представления не имеют об истинных причинах решительного военного поворота, которого наши войска добились под Сталинградом. Им не понять, что подобный подвиг может совершить только армия, ведущая справедливую войну…
68
Штейнмец, Миклош — капитан Советской Армии. Посланный командованием в конце декабря 1944 года в качестве парламентера, был вероломно убит гитлеровцами.