Она заглянула в холодильник, открыла баночку тунца, намазала рыбной пастой гренки и поставила блюдо в духовку.
Телефон зазвонил, как всегда, в самый неподходящий момент. Ольга на ходу выключила плиту, опасаясь, что за время переговоров ее завтрак превратится в золу.
«Или Кот, или Чубчиков», — подумала она на ходу.
— Алло.
— Ольга Васильевна, это вы? — голос был женский и, кажется, незнакомый.
— Да, я… Извините, с кем я говорю?
— Это Катя. Вы меня помните?
— Конечно, Катюша, — Ольга впервые разговаривала по телефону со своей бывшей подчиненной, потому и голос вначале показался незнакомым.
— Едва разыскала вас. Извините, что беспокою перед праздником, но мне очень нужно с вами поговорить.
— Говори.
— Нет, не по телефону.
— Приезжай, — Ольга назвала адрес.
— Буду примерно через час.
— Жду тебя, Катюша.
Эта девушка была единственным человеком из прошлой жизни Ольги, которого ей приятно было бы увидеть.
Бурова снова открыла холодильник, на этот раз с инспекционной целью. Набор продуктов показался ей недостаточным для предстоящей предпраздничной встречи.
Ольга быстро навела легкий макияж — без соответствующей «подготовки» она на улице не показывалась, надела шубку и вышла в магазин.
Снег скрипел под ногами, как накрахмаленная простыня. Прохожие выглядели более озабоченными, чем обычно. На улице, как никогда, было много зеленого цвета. Владельцы елок очень спешили: до Нового года оставалось не так уж много времени, и нужно было поскорее украсить колючих царевен.
Ольга купила длинный «французский» батон, немного ветчины с романтическим названием «Кусочек», банку шпрот и большую бутылку лимонада. Подумав, она взяла еще и курицу. Несмотря на явную аллергию к кухне, праздник все же требовал горячей «жертвы».
Она едва успела вернуться в квартиру и снять шубу, как в дверь позвонили. Звонок был коротким, робким, словно на кнопку нажали обессиленной рукой.
Ольга поспешила открыть.
Катя показалась ей осунувшейся, бледной, какой-то угасшей. Вдруг вспомнилось, как девушка безутешно плакала в лаборатории в их последний совместный рабочий день.
— Здравствуйте, Ольга Васильевна. Это вам.
Только сейчас Ольга увидела, что девушка держала в руках несколько свежих еловых веток с сочными иголками.
— Проходи, Катюша, — пригласила хозяйка, принимая букет.
В прихожей запахло лесом и предстоящим праздником. Девушка расстегнула старенькое пальтишко, но словно бы не решалась снять его.
— Раздевайся, — Ольга подала ей плечики. — А я поищу тапочки. У меня где-то были новые.
Девушка нехотя, как будто в квартире было холодно, сняла пальто. Ольга заметила, что Катя определенным образом пополнела, но ничего не сказала.
— Как у вас уютно, — Катя разглядывала комнату чисто по-женски — оценивающе.
— И квартира, и мебель не мои. Я здесь только постоялица.
— Здесь дух ваш, Ольга Васильевна. Вы излучаете какую-то нездешнюю энергию. Я ее чувствовала, когда мы работали с вами, а теперь почувствовала и в Вашем жилище.
— Не вдавайся в потусторонную сферу. Лучше посмотри телевизор. А я приготовлю кофе.
Ольга всегда относилась к Кате с большой нежностью. И сейчас прониклась участием к ней. Но цель визита девушки оставалась пока неясной.
Привычный кофе со специями, дождавшиеся своего часа горячие бутерброды с тунцом и ветчина вскоре заняли положенные места на журнальном столике.
— Какой чудесный кофе вы готовите! Катя впервые улыбнулась.
— Я и тебя научу, если захочешь.
Ольга не решалась задавать вопросы, а девушка совсем растерялась и не знала, как начать серьезный разговор.
— В институте, как всегда, интриги и «тайны Мадридского двора». Хорошо, что вы оттуда ушли, — Катя вздохнула, — у вас там было слишком много недоброжелателей.
— А чем занимаешься ты? Продолжаешь тему? — Ольга не хотела вспоминать сотрудниц и судачить.
— Нет. Я сейчас работаю с эфирами диэтилфосфонуксусной кислоты.
— Катюша! Они ведь очень токсичны, тебе нельзя с ними работать! — в сердцах воскликнула Ольга и осеклась. Поняла, что проговорилась.
— Вы… Вы все поняли. Ольга Васильевна? — одними губами спросила девушка, и, не дождавшись ответа на этот почти риторический вопрос, продолжала. — Да, конечно. Я теперь такая ужасная, такая некрасивая. Я не знаю, куда себя девать, хочу раствориться, исчезнуть. Сил больше нет бороться с этой жизнью. Никому я не нужна — ни родителям, ни ему, — она кивнула в пространство, — ни даже ему, — на этот раз она положила руку на живот.