Брошенное рукой Авроры оружие врезается в подставленный магический барьер. Изогнутой стеной два на два метра он отделяет эльфа от угрозы. Отделяет ли?
Клоны огибают преграду и резко сжимают челюсти, кроша стекло.
Никогда не забуду это искренне удивлённое лицо первожреца.
Взрыв.
Шквал огня, запертый с одной стороны, устремляется в противоположную — навстречу Арканиэлю. Охваченная пламенем фигура по дуге падает вниз. Под крики боли и ярости. Практически Люцифер низвергается с небес. Кем тогда это делает меня в этой метафоре? Забавно.
Течение времени нормализуется.
Деймос накрыл ледяным градом подранков, замедляя и замораживая их. Фурия уже помогала Гурдару выбраться из проломленной двери. Тот дрожал от едва сдерживаемой ярости. Исцеляющее заклинание Фобоса потихоньку восстанавливало его здоровье, а мы уже неслись дальше.
— Он же не сдох? — прохрипел на бегу наш маг.
— Братишка, первое правило ужастика, — прокряхтел Маджестро, — если маньяку не отрезали голову в кадре, он выжил.
— Чтобы появиться, когда этого меньше всего ждёшь, — добавил Фобос.
Очередная лестница под ногами, состоящая из двух маршей, а позади угрожающий рёв и обещания расправы. Венди не выбирает выражений. Деймос что-то пробормотал, на миг замерев. Ступеньки покрыл толстый слой наледи. О-о-о. Шикарно.
Первый грохочущий удар, с которым какой-то счастливчик внизу поскользнулся и улетел в стену. Знакомый женский голос заорал: «МУДИИИЛААА!!»
Музыка для материнских ушей.
Второе падение. Третье.
Новый этаж. На порядок короче предыдущего. Последние отголоски закатного солнца проникали сквозь двойные распахнутые двери впереди. Прекрасную атмосферу нарушало лишь то, что с улицы пахло гарью и смертью.
Мы преодолели эту дистанцию в рекордные сроки.
Цветущая терраса — её буквально вырастили в теле меллорна. Несколько кресел и столик. Возможно, тут выпивали и думали о высоком. С неё открывается вид на весь город. Позади великолепного дворца в нескольких километрах от нас садится багряное солнце.
— Быстрее-быстрее! — поторопил я ребят.
— Господи, как знал, что этим всё закончится, — пробубнил Деймос с разбегу прыгающий через перила. Оттолкнувшись от них посильнее, он бросил тело прочь от храма.
Через секунду исчез во вспышке телепортации.
Мелисса напоследок создала ещё одну плиту поперёк выхода на террасу. С трудом перевалила на ту сторону балкона.
Маджестро и Фобос прыгнули почти синхронно.
Остались только мы с Авророй и Гурдаром. Орк сделал два шага к перилам и внезапно встал столбом.
— Я должен добить его, дочка! За Юкху! — категорично заявил здоровяк.
— Не сейчас. Нам нужно уходить.
— Уходите. Я всё понимаю. Но эта падаль должна сегодня умереть.
— Их слишком много, — в голосе девушки волнение. — В другой раз!
— Хватит терять время, — упрямо покачал головой охотник.
— Действительно. Хватит, — кивнула Фурия, и в одно движение толкнула отца на ту сторону. Перевалившись через бортик, они вместе понеслись к земле. Успел увидеть, как девушка сломала печать на своём свитке и сунула его орку за шиворот. Тот испарился. Через две секунды исчезла и она.
Он будет зол, — хмыкнул я про себя, беря разбег.
Четыре шага. Три. Два. Один. Толчок. Прыжок.
Время не существует.
Я лечу в воздухе над городом. Внизу простирается разрушенная площадь. Большой палец нажимает на сургучную печать, скрепляющую свиток.
Удар.
Земля и небо меняются местами. Спина отдаётся волной боли. Меня крутит и трясёт.
Свиток ускользает из пальцев. Лапа Брута выстреливает инстинктивно и на какой-то сантиметр не дотягивается.
Нет!
Успеваю поймать краем глаза парящую фигуру. Арканиэль. Естественно. Маджестро и Фобос оказались правы. Из спины эльфа растут ослепительно белые ангельские крылья. Эфемерные, нематериальные, созданные чистой магией.
Закопчённый ублюдок подлетает молниеносно, вбивая кулаки мне в грудь. Падение ускоряется и ускоряется. Он буквально вдавливает меня вниз, фиксируя тело.
Пытаюсь вывернуться, но не получается. Эльф держит меня крепко. Ветер гудит в ушах. Пара лезвий Брута распарывают его бока. Летун орошает моё лицо кровью изо рта.
Кортик входит по гарду в щёку остроухой куропатки. От турбулентности и залитых алым глаз падает меткость. Руки дрожат от напряжения. Дёргаю рукоять на себя, и подгоревшая плоть расслаивается на две части.
Первожрец мычит, но пламя ненависти в его глазах заставляет любую боль меркнуть в сравнении.