– Геннадий Андреевич, когда мы поговорим о главном, о теологии слов Иисуса?
– Погоди, – отвечал он. – Тут надо основательно разобраться. Не торопись.
И я ждал.
Однако вскоре Геннадий Андреевич уехал в Штаты дописывать диссертацию. Без него в церкви слова Иисуса практически перестали звучать. Когда он вернулся, я зашел к нему в кабинет и прямо сказал о наболевшем:
– Может быть, нам изменить название церкви, убрав слово «христианская»? Это было бы, по крайне мере, честно.
В ответ на его изумленный взор, я привел статистику звучания слов Иисуса в церкви за март 2008-го года. Там была всего одна цифра – 0. Это произвело впечатление. Геннадий Андреевич начал раз за разом деликатно корректировать проповедников в сторону Христа. Но мне казалось, что этого мало.
Я не знал, в какой колокол бить, чтобы привлечь внимание к проблеме похищения слов Иисуса. Я написал проповедь в стихах «Сей есть Сын Мой возлюбленный, Его слушайте!», но осознал, что мне, «человеку без штанов», прочесть ее в церкви не придется. Я отредактировал Евангелия, выделив слова Иисуса красным. Но это оказалось таким слабым намеком на истину, что и не стоило двигать дальше столь робкий проект. Я принялся было обосновывать новую аксиоматику, что-то вроде канона слов Иисуса внутри библейского канона, еще не прозревая, что это произведет больше шума, чем проку. А прок я видел лишь в том, чтобы привлечь внимание церкви к сокровенной и могущественной жизни слов ее Господина.
Не знаю, как далеко завел бы меня мой аксиоматический пыл, если б не Бог. Он вмешался, когда моя ревность по Слову Иисуса, казалось, вот-вот ниспровергнет все иные авторитеты. В ночь на 25-е апреля 2009-го года, во сне, Господь показал мне город, в который мне предстояло поехать, и церковь, которой требовалась помощь. Туда-то, в Нижегородскую область, я и переехал с семьей через четыре месяца, т. е. в августе того же года. А до того, с апреля по май, я вынужденно вновь сосредоточился на церковной жизни, окружавшей меня.
Я не видел принципиальных перемен, поэтому каждое воскресенье я задерживался после собраний, чтобы в очередной раз посокрушаться перед Геннадием Андреевичем над почти всеобщим отсутствием веры в слова Иисуса.
Как-то, сидя у него в кабинете, я воскликнул в сердцах:
– И никто, никто не видит, за что идет духовная битва!
Геннадий Андреевич внимательно посмотрел на меня и сказал:
– Виктор, а почему бы тебе не написать об этом книгу?
Я вспомнил, как за полтора года до того мне предлагал сделать то же Иван Асачев, и год назад – Терри Таунсенд.
– Геннадий Андреевич, Вы третий, кто советует мне сделать это, – ответил я.
Пастор продолжал смотреть на меня, ожидая ответа по существу. Я же не чувствовал в себе никакого литературного зуда. Надо было как-то отказаться. Наконец, я придумал как:
– Нет, Геннадий Андреевич, мне кажется, что я еще не достаточно отошел от происшедшего. Не смогу быть объективным. Боюсь, что начну сводить счеты.
На том мы и расстались.
Отказать не мог
Время шло. Я не послушал Ивана, Терри и Геннадия Андреевича. К тому же с апреля 2009-го Бог захватил меня совсем другим служением. Сны о проблеме церкви в Дзержинске Нижегородской области следовали с регулярностью телесериала. Из них я знал суть проблемы и то, что Бог видит меня там осенью, до первого снега.
А дальше начались чудеса. Неожиданно для самих себя в мае 2009-го я и моя семья покидаем молоковский дом, еще не зная, что туда не вернемся, а осядем в том самом городе на Нижегородской земле. Но тогда, в конце мая, мы отправились, подобно Ионе, в противоположную сторону – на Азовское море, в станицу Глафировка.
Пустынные в начале сезона пляжи и курортное безделье располагали к общению. Как-то мы с женой стали вспоминать, через что провел нас Господь.
– Слушай, – сказала Наташа, – напиши об этом книгу.
– Если про все писать, – ответил я, – тут и трех книг не хватит. Да и кто будет издавать? Кто распространять? Кто читать?
Так я в очередной раз скептически отмахнулся от идеи писать книгу. Про себя же отметил: «Хм…это уже четвертое предложение». Но больше к этой мысли мы не возвращались.
В июле в Приазовье началась невыносимая жара. Мы буквально сбежали оттуда в среднюю полосу. Дом в Молокове был занят семьей, которую мы пустили на дачный сезон. Пришлось ехать мимо Москвы в Нижегородскую область. Так Бог устроил наш переезд в город Дзержинск. Там открылось другое чудо Божье. Оставленный некогда по нелюбви город, вдруг стал любимым и желанным. Сердце умилялось дорогами без пробок, привычкой водителей пропускать пешеходов, пятиминутной доступностью всего необходимого для жизни, ценами, на порядок ниже московских, а, главное, людьми – знакомыми и незнакомыми.