Ратха спрыгнула с тропы и бросилась в куст. Оттуда, поджав хвост, она помчалась вниз по склону.
Такура нигде не было видно, и Ратха остановилась на средине тропы. Сердце бешено колотилось у нее в груди.
— С-сссс, однолетка, — раздался совсем рядом тихий голос. — Сюда. — Такур высунул голову из папоротников. — Разве Нарир не научила тебя ходить по следу? Я думал, сквозь кусты пробирается шарколап!
— Я его видела, Такур, — перебила Ратха, усы ее дрожали от возбуждения.
— Кого ты видела?
— Безымянного. Он выбрался на ветку, когда ты прошел. И посмотрел прямо на меня.
— Яаррр. Безымянные никогда не позволяют себя увидеть! Ты видела обычного племенного котенка, который вообразил себя ночным охотником, — пренебрежительно фыркнул Такур.
Ратха разочарованно приоткрыла пасть, потом прижала уши.
— Нет! Я его видела! Он был прямо на ветке и не скрывался, как будто хотел, чтобы его увидели. И потом, я уже встречала его раньше.
— Когда? — спросил Такур.
— Много дичи назад. Я тогда подралась с Чарфаном, и он загнал меня в кусты на краю луга. Безымянный спал там, и я выскочила прямо на него. А он на меня зарычал.
Такур выбрался из папоротников и подошел к Ратхе. Поступь его была быстрой, взгляд — настороженным и внимательным.
Ратха вновь почувствовала тот же запах, который уже замечала раньше.
— Ты кому-нибудь рассказывала об этом?
— Только Черфану, — неуверенно ответила Ратха. — Но он все равно меня не слушает. И тогда не поверил.
— Почему ты не рассказала мне?
В голосе Такура прозвучала непривычная резкость, он не разговаривал так с Ратхой даже тогда, когда бранил ее во время занятий.
— Я же тогда не понимала… Почему ты сердишься, Такур? Ты боишься этого Безымянного?
— Нет.
Ратха вернулась на тропу, но Такур толкнул ее, и она остановилась.
— Постой, Ратха. Этот Безымянный… он сказал тебе что-нибудь?
— То есть… — Ратха моргнула. — Разве они разговаривают?
Странный запах, исходивший от Такура, стал сильнее, и внезапно Ратхе стало страшно. Она чувствовала, что ее наставник хочет чего-то такого, чего очень боится, но от этого хочет этого еще сильнее. Ратха крепче поджала хвост и вздыбила загривок.
— Да, маленькая. Он произнес какие-то слова?
Глаза Ратхи распахнулись еще шире, а сама она беспомощно съежилась под взглядом Такура. В чем дело? Может быть, это прикосновение ночи делает его таким… страшным?
— Ратха?
Она попятилась. Свисающий лист папоротника коснулся ее спины, и она подпрыгнула от неожиданности. Потом жалобно заскулила.
— Такур, я ничего не понимаю! Все знают, что Безымянные не разговаривают! Они не умеют! Они не достаточно умные!
Такур пригладил усы, и Ратха услышала, как он с досадой проворчал себе под нос:
— Ну конечно, это все Меоран! Он уверен, будто неплеменные обязательно должны быть безмозглыми. Сначала забивают мелюзге голову всякой ерундой, а потом хотят, чтобы племя выжило!
— Такур, Безымянные не умеют разговаривать, они как стадные животные, — сказала Ратха, упрямо вздергивая голову.
Такур вздохнул. И заговорил мягко, вновь превратившись в терпеливого наставника:
— Прости меня, маленькая. Я не хотел тебя напугать. Возможно, мне следовало отвести тебя обратно в пещеру Нарир. — Он поднял голову. — Сегодня странная ночь. Я чувствую запахи, которые меня тревожат. Нет, эта ночь не для молодняка!
Ратха села и слизнула языком сухие листья, приставшие к ее шерсти. Потом они пошли дальше.
Первое время Ратха думала только о незнакомце, чьи глаза сияли ей с ветки старого дуба. Кто это был? Неужели, и правда, один из Безымянных? Но почему Такур расспрашивал ее о таких странных вещах? У нее не было ответа ни на один из этих вопросов. Пока.
В ночи резко замелькали какие-то тени, и Ратха повернула голову, прижав уши.
Ночью любое движение гораздо заметнее, чем днем. Малейшее колебание, на которое Ратха бы никогда не обратила внимания при солнечном свете — например, падающий с дерева лист или трава, раскачивающаяся под ветерком, сейчас заставляли ее поворачивать голову и топорщить усы.
Она уже поняла, что в горле стучит от волнения. Этой ночью она чувствовала себя необыкновенно живой. Все ее чувства стали будто острее, а по коже то и дело пробегали мурашки, словно чувствительные усы выросли у нее не только на морде, но и по всему телу.