Срасс отчаянно отбивался от двух мышастых самцов и серой старухи. Серебристый держал старого пастуха зубами за загривок.
Срасс пытался вырваться, но он был один против четверых, поэтому вскоре прекратил сопротивление. Запрокинув голову, он подставил врагам горло, демонстрируя полную покорность. Ратха ожидала, что теперь, когда Срасс целиком признал свое поражение, Безымянные его отпустят. Но серебристый лишь слегка ослабил хватку, а затем поудобнее схватил Срасса зубами за шкуру под затылком. Старый пастух напрягся всем телом, глаза его помутнели от страха.
— Заберите стадных животных, — сказала Ратха. — Отпустите его. Зачем убивать напрасно? — Слова застряли у нее в глотке, когда она увидела, что ни один из четверых даже не подумал отойти от пастуха. — Он подставил вам горло! — бросила Ратха. — Он больше не будет драться. Оставьте его!
— Я пришел сюда, чтобы попробовать вкус племенной крови, — прорычал серебристый, не разжимая зубов.
Бросив злорадный взгляд на Ратху, серая старуха вцепилась зубами в бок Срасса и вырвала из него кровавый лоскут. Мышастые, не произнося ни звука, оскалили зубы на Ратху. Холодея от ужаса, она поняла, что Безымянные собираются убить пастуха. Но ведь Срасс показал им горло! Этот знак был известен всем, даже Безымянным. Это был один из древнейших законов, который почти никогда не нарушался.
Ратха увидела, как напряглись мышцы на щеках серебристого.
— По крайней мере, окажите ему уважение — разорвите ему глотку! — в отчаянии завизжала она.
Серебристый бросил на нее быстрый взгляд. Потом с силой сомкнул челюсти. Срасс истошно завизжал, и Ратха услышала глухой хруст кости. Тело пастуха забилось в предсмертной агонии, сокращающиеся мышцы заставляли его лапы дергаться неестественным образом. Ужасный вопль продолжал рваться из разинутой пасти Срасса даже после того, как его череп хрустнул под зубами серебристого. Затем последняя судорога сотрясла тело несчастного, и он обмяк, а его полные ужаса глаза погасли.
Серебристый разинул пасть, и тело Срасса с тяжелым стуком упало на землю. Кровь быстро сочилась из его раздавленной головы и шеи.
— Вот как вы убиваете? — закричала Ратха, поворачиваясь к серебристому. — Вы режете их, как дичь! Пта!
— Для нас они и есть дичь, — ответил охотник, облизывая окровавленную пасть. Потом он сощурил глаза на Ратху. — Я слышал, самка, как эта падаль кричала, будто ты тоже из племени, хотя и охотишься с Безымянными. — Он отошел от трупа Срасса и шагнул к Ратхе. — Твою голову будет очень просто раздавить, самка. Пусть лучше твои лапы поскорее уносят ее подальше отсюда, пока я не открыл пасть еще раз.
Фыркнув, Ратха развернулась и бросилась прочь. Ночь оглашалась воплями, воем, визгом и блеяньем перепуганных животных. На бегу Ратха видела, как Безымянные волокут в лес зарезанных пестроспинок. Встала луна, и зловещие темные пятна проступили на примятой траве в тех местах, где разбойники творили свою резню.
Звуки битвы то нарастали, то стихали, битва бушевала в разных концах луга. Пастухи терпели поражение, их круг неумолимо сужался, и они теснее прижимались друг к другу, чтобы защитить оставшихся трехрогих и пестроспинок.
Ратха остановилась, чтобы зализать рану на передней лапе. Царапина уже запеклась, стянув кожу, поэтому Ратха начала прихрамывать. Она закрыла глаза и вновь увидела предсмертный ужас в глазах Срасса. Его убили, как стадное животное, и глаза его выкатились из орбит, как у стадного животного, когда серебристый расколол ему череп.
Ратха содрогнулась. Никто из Имеющих Имя еще никогда не умирал такой смертью! Только что свершившееся на ее глазах убийство нарушало все законы, которым подчинялись ее сородичи — будь то Безымянные или Имеющие Имя. Если подставивший горло может быть убит, как стадное животное, значит, больше не существует никаких законов и ничто не имеет смысла!
Ратха понимала, что была причастна ко всему, случившемуся с ее народом; пусть она ненавидела произошедшие перемены и боялась их, однако она помогала осуществить их, а значит, была их частью. Срасс погиб из-за того, что заметил пастушку среди разбойников. Он был слишком далеко, чтобы разглядеть Ратху или узнать ее запах, но сразу заметил, как она гнала трехрогого, отрезая его от остального стада. Ее выдал опыт и безрассудство. Внезапно Ратха почувствовала во рту привкус крови, словно это ее зубы проломили череп старому пастуху.
«Нет, — подумала она, пытаясь хоть немного утешиться. — Череп Срасса был бы мне не по зубам!»