— Заберите стадных животных, — сказала Ратха. — Отпустите его. Зачем убивать напрасно? — Слова застряли у нее в глотке, когда она увидела, что ни один из четверых даже не подумал отойти от пастуха. — Он подставил вам горло! — бросила Ратха. — Он больше не будет драться. Оставьте его!
— Я пришел сюда, чтобы попробовать вкус племенной крови, — прорычал серебристый, не разжимая зубов.
Бросив злорадный взгляд на Ратху, серая старуха вцепилась зубами в бок Срасса и вырвала из него кровавый лоскут. Мышастые, не произнося ни звука, оскалили зубы на Ратху. Холодея от ужаса, она поняла, что Безымянные собираются убить пастуха. Но ведь Срасс показал им горло! Этот знак был известен всем, даже Безымянным. Это был один из древнейших законов, который почти никогда не нарушался.
Ратха увидела, как напряглись мышцы на щеках серебристого.
— По крайней мере, окажите ему уважение — разорвите ему глотку! — в отчаянии завизжала она.
Серебристый бросил на нее быстрый взгляд. Потом с силой сомкнул челюсти. Срасс истошно завизжал, и Ратха услышала глухой хруст кости. Тело пастуха забилось в предсмертной агонии, сокращающиеся мышцы заставляли его лапы дергаться неестественным образом. Ужасный вопль продолжал рваться из разинутой пасти Срасса даже после того, как его череп хрустнул под зубами серебристого. Затем последняя судорога сотрясла тело несчастного, и он обмяк, а его полные ужаса глаза погасли.
Серебристый разинул пасть, и тело Срасса с тяжелым стуком упало на землю. Кровь быстро сочилась из его раздавленной головы и шеи.
— Вот как вы убиваете? — закричала Ратха, поворачиваясь к серебристому. — Вы режете их, как дичь!
— Для нас они и есть дичь, — ответил охотник, облизывая окровавленную пасть. Потом он сощурил глаза на Ратху. — Я слышал, самка, как эта падаль кричала, будто ты тоже из племени, хотя и охотишься с Безымянными. — Он отошел от трупа Срасса и шагнул к Ратхе. — Твою голову будет очень просто раздавить, самка. Пусть лучше твои лапы поскорее уносят ее подальше отсюда, пока я не открыл пасть еще раз.
Фыркнув, Ратха развернулась и бросилась прочь. Ночь оглашалась воплями, воем, визгом и блеяньем перепуганных животных. На бегу Ратха видела, как Безымянные волокут в лес зарезанных пестроспинок. Встала луна, и зловещие темные пятна проступили на примятой траве в тех местах, где разбойники творили свою резню.
Звуки битвы то нарастали, то стихали, битва бушевала в разных концах луга. Пастухи терпели поражение, их круг неумолимо сужался, и они теснее прижимались друг к другу, чтобы защитить оставшихся трехрогих и пестроспинок.
Ратха остановилась, чтобы зализать рану на передней лапе. Царапина уже запеклась, стянув кожу, поэтому Ратха начала прихрамывать. Она закрыла глаза и вновь увидела предсмертный ужас в глазах Срасса. Его убили, как стадное животное, и глаза его выкатились из орбит, как у стадного животного, когда серебристый расколол ему череп.
Ратха содрогнулась. Никто из Имеющих Имя еще никогда не умирал такой смертью! Только что свершившееся на ее глазах убийство нарушало все законы, которым подчинялись ее сородичи — будь то Безымянные или Имеющие Имя. Если подставивший горло может быть убит, как стадное животное, значит, больше не существует никаких законов и ничто не имеет смысла!
Ратха понимала, что была причастна ко всему, случившемуся с ее народом; пусть она ненавидела произошедшие перемены и боялась их, однако она помогала осуществить их, а значит, была их частью. Срасс погиб из-за того, что заметил пастушку среди разбойников. Он был слишком далеко, чтобы разглядеть Ратху или узнать ее запах, но сразу заметил, как она гнала трехрогого, отрезая его от остального стада. Ее выдал опыт и безрассудство. Внезапно Ратха почувствовала во рту привкус крови, словно это ее зубы проломили череп старому пастуху.
«Нет, — подумала она, пытаясь хоть немного утешиться. — Череп Срасса был бы мне не по зубам!»
Но она знала, что поровну делит с серебристым вину за эту смерть.
Ратха снова остановилась. Битва была уже далеко. Она видела, как разбойники волокли убитых животных по траве, оставляя черные пятна крови между отпечатками своих лап. Они по-прежнему орудовали стаями, как во время нападения. Одна группа показалась Ратхе знакомой и, приглядевшись, она узнала двух мышастых и серую, которые помогали убить Срасса. Челюсти серой потемнели от крови.
Словно почувствовав взгляд Ратхи, старуха подняла свою безобразную голову и уставилась на нее. Вожак стаи выпустил шею пестроспинки, которого тащил в сторону леса. Ратха вдруг испугалась, что это серебристый, но когда вожак распрямился, она узнала подростка, возглавлявшего их стаю в начале набега. Он уставился на Ратху поверх туши пестроспинки. В следующее мгновение подросток легко перепрыгнул через дичь и, не успела Ратха опомниться, как он наотмашь расцарапал ей морду когтями.
— Совет был недоволен мной за то, что я не сумел сохранить свою стаю. Я передаю тебе их недовольство.
Ратха упала, тряся головой. Теплая влага выступила из свежих царапин на ее морде, закапала на нижнюю губу, попала ей в пасть. Но Ратха была так счастлива, что это оказался не серебристый, что почти не чувствовала боли. Она встала, ощущая в пасти металлический привкус крови.
— Там еще много животных, которых нужно оттащить в лес, — прорычал вожак их стаи. — Серая еле лапы таскает. Помоги ей донести дичь! Потом вернешься вместе с остальными и принесешь оставшуюся убоину. — Он строго посмотрел на Ратху. — Если посмеешь еще раз уйти из стаи, станешь падалью.
Опустив голову, Ратха побрела навстречу слезящимся зеленым глазам, блестевшим в темноте над смутными очертаниями тела стадного животного. Запах серой вновь обрушился на нее, обступил со всех сторон, заставляя чувствовать себя пленницей. Старая самка с ворчанием ухватилась за шею животного. Ратха молча взялась за холку и потащила дичь вместе со своей напарницей.
Каждая стая сваливала свою дичь на залитую лунным светом поляну и отправлялась за новой убоиной.
Остаток ночи Ратха таскала добычу Безымянных с луга в чащу леса. К тому времени, когда первые лучи рассвета просочились сквозь кроны деревьев, у Ратхи ломило зубы, онемела шея и горели огнем содранные в кровь подушечки на лапах. Она возненавидела привкус грубой жирной шерсти и мертвую тяжесть убоины, оттягивавшей ее пасть. Все в ней восставало против того, чтобы покорно таскать чужую добычу.
Утро было уже в самом разгаре, когда стая закончила перетаскивать зарезанный скот на поляну. Ратха вырвала зубы из шеи пестроспинки, и голова лошадки безжизненно упала на землю.
Пошатываясь, Ратха отошла в тень под скрюченной сосной и обессилено повалилась в траву. Мерзкая старуха подошла и уселась рядом с ней, но Ратха слишком устала, чтобы прогонять ее. Уронив голову на лапы, вдыхая горьковатый запах хвои, скрывавшей землю под деревом, Ратха смотрела, как разбойники собираются на пиршество. Некоторые из них набросились на еду сразу же, как только принесли первые туши. Теперь и остальные, проголодавшиеся и все еще распаленные жестокой резней, сгрудились над добычей, шипя и рыча друг на друга и на каждого, кто хватал лучший кусок.
Тяжелый запах мяса ударил в нос Ратхе, когда охотники принялись рвать трупы, пожирая внутренности. Но сейчас этот запах вызывал у нее отвращение, убивая последние остатки аппетита. После того, как она всю ночь напролет таскала мертвые тела, насквозь пропитавшись их вкусом и запахом, ей было противно даже думать о том, чтобы есть их. Ратха с тоской подумала о жилистых болотных землеройках, которых она когда-то ловила на земле Костегрыза.