— Можешь стеречь скот без факела, если хочешь, — сказала Ратха, кладя ветку обратно в костер. — Наверное, тебе больно открывать пасть.
— Шрамы нескоро заживут, — ответил Такур. — Меоран не любил вылизывать грязь из-под когтей.
— Раньше ты боялся моего питомца, — тихо сказала Ратха.
— Я и сейчас боюсь его, и гораздо сильнее, чем раньше.
Он твердо смотрел на нее, и было в его глазах и запахе нечто такое, от чего у Ратхи кровь стыла в жилах.
— Я насмехалась над тобой из-за этого страха, — выдавила она. — Но я больше никогда не буду смеяться над тобой.
— Я возьму факел, — отозвался Такур. — Он понадобится мне, когда разбойники нападут. Но сначала, Давшая Новый Закон, я покажу тебе твой народ.
Ратха наморщила брови, озадаченная и раздосадованная его словами. Им нужно было готовиться к отражению атаки, Безымянные могли в любой момент хлынуть на пастухов из леса! Сейчас было не время тащиться за Такуром на луг и смотреть на то, что ему вдруг захотелось ей показать.
Ратха уже хотела отказаться и отослать его к стаду, но тут непрошенная мысль вдруг пришла ей в голову.
«А ведь Такур самый умный из всех нас. Сколько раз я отворачивалась от его мудрости именно тогда, когда мне следовало бы к ней прислушаться! Возможно, сейчас уже слишком поздно, но на этот раз я все-таки выслушаю его».
Оставив костер, Ратха пошла за Такуром. Вопреки ее ожиданиям, он не повел ее к ближайшему пастуху. Вместо этого он направился к пламени, трепетавшему в самом дальнем конце луга. Он приближался сзади и против ветра, чтобы пастух не мог ни увидеть их, ни почувствовать их запах.
Такур был уже возле хвоста пастуха, когда тот вдруг подпрыгнул и обернулся, размахивая факелом. Взревело пламя, и Такур распластался животом по земле. Затем он бесшумно отполз назад, оставив Ратху один на один перед пастухом.
Парализующий ужас охватил ее, когда она увидела своего питомца в чужой пасти. Она, Давшая Новый Закон и Приручившая Красный Язык, теперь могла лишь беспомощно пятиться, вжимая голову в плечи, и это продолжалось до тех пор, пока пастух не остановился.
Страх мешался в ней с гневом. Такур нарочно спугнул молодого пастуха и шмыгнул в сторонку, оставив ее перед нападающим! Он знал, что ей не грозит никакая серьезная опасность, ибо пастух очень быстро узнает ее.
Молодой пастух был знаком Ратхе — даже слишком хорошо знаком. Это был сын Срасса, старого пастуха, убитого на ее глазах на этом самом лугу. Ратха вновь вспомнила глаза старика в последний миг его жизни, когда серая старуха рвала мясо из его дрожащего бока, а серебристый охотник крошил зубами его череп. Уродливая морда старика была искажена болью и яростью, и все-таки, до самого последнего мгновения, это была морда Срасса.
Но сейчас, когда Ратха смотрела на сына Срасса, она не видела в его морде ничего знакомого. Багровый свет, сиявший в глазах молодого пастуха, был порожден огнем, пылавшим у него внутри, а не только снаружи. Это была новая дикость и новая свирепость, которую Ратха никогда не видела в глазах тех, кто сражался только при помощи клыков и когтей.
Ей хотелось заскулить и отползти назад, но гордость заставила ее остаться на месте. Молодой пастух опустил свой факел, и морда его вновь стала мордой сына Срасса, мучительно знакомой в своей вислоухой некрасивости. Но Ратха знала, что теперь каждый раз при взгляде на него будет вспоминать эту ночь и перемену, вызванную в нем огнем.
«Так вот как выглядела я, когда стояла перед кланом с Красным Языком в зубах?» — впервые подумала Ратха.
— Неси стражу, пастух, — сказала она после долгого молчания. — Мы не хотели тревожить тебя.
Краем глаза она заметила, что Такур выпрямился и стряхнул сухую траву с шерсти.
Свирепый вой, донесшийся из леса, эхом прокатился по лугу, и молодой охотник повернулся к невидимому врагу, отсветы огня заплясали в его глазах.
— Идем, Давшая Новый Закон, — раздался негромкий голос за спиной у Ратхи. — Я до сих пор не получил факела.
Гнев вскипел в груди у Ратхи, и она не смогла его сдержать.
— Такур, я могла бы накормить тебя Красным Языком, как Меорана или освежевать, как пестроспинку!
Он ответил ей спокойным взглядом, и Ратхе показалось, что его зеленые глаза грозят поглотить ее.
— Могла бы, Давшая Закон. И сейчас можешь.
Этот ответ лишь еще сильнее распалил ее ярость, но Ратха могла только бессильно шипеть и беситься. Она знала, что не сможет поднять лапу на Такура.
— Зачем ты показал мне это? — взорвалась она. — Ты же не хуже меня знаешь, что если мы хотим выжить, то должны приручить Красный Язык!
— Загляни в себя и найдешь ответ, — сказал Такур. Помолчав, он добавил: — Я вижу, что ты рассердилась, а значит, уже знаешь ответ.
С этими словами он повернулся и побежал к костру, который Ратха оставила гореть посреди луга.
Ратха скрипнула зубами, словно рвала мясо. Такур не хуже ее знал, что они не могут свернуть с нового пути! Что же он пытался ей сказать?
«Нужно знать путь, по которому идешь, даже если он ведет не в те края, куда ты хотела идти», — подумала Ратха словами и голосом Такура. Она прижала уши. Нет, она не была благодарна ему за мудрость. Гораздо проще бежать, куда глаза глядят, не зная, что ждет тебя по дороге и в конце пути!
Вопли, несущиеся из леса, стали громче и настойчивее. Очень скоро Безымянные перейдут в наступление. Сможет ли Красный Язык спасти ее народ? Их по-прежнему было слишком мало, а Безымянных — слишком много... Ответ будет ясен лишь утром, если, конечно, Ратха доживет до утра.
Новая мысль заглушила клокотавший в ней гнев, и ее Ратха тоже услышала произнесенной голосом Такура. Даже если Красный Язык спасет ее народ, они уже никогда не будут прежними. Когда-то, под водительством старого Байра и Меорана, они были Имеющими Имя. Отныне они станут теми, кем Ратха назвала их, не особо задумываясь о том, что несет в себе это имя. Народ Красного Языка... Но теперь Ратха увидела первенца своей новой породы, и все поняла.
По дороге к костру она прошла мимо других пастухов.
На этот раз Ратха приближалась к ним открыто, стараясь, чтобы ее могли увидеть и учуять издалека. Возможно, она неправильно поняла то, что увидела в глазах молодого пастуха? Может быть, это была лишь вспышка гнева на то, что его застали врасплох? Вероятно, сына Срасса изменил внезапный страх, а не отпечаток Красного Языка!
Новая надежда расцвела в груди Ратхи, однако ей было суждено умереть так же быстро, как родиться. В глазах у всех пастухов, даже заранее ждавших ее приближения, Ратха видела то же выражение, которым так напугал ее сын Срасса. Все они, и кроткие, и жестокие, были преображены пылающей силой, которую держали в зубах.
«Значит, вот мы какие, — думала Ратха, обходя пастухов. — Вот какими мы стали теперь».
Когда она вернулась, Такур ждал ее возле костра. Ратха молча подожгла ветку и, не говоря ни слова, протянула ему, чувствуя, будто бросает грязь в чистое озеро, из которого ей предстоит пить в будущем.
Такур опустил факел и побежал прочь, вскоре превратившись в одну из мерцающих оранжевых точек, разбросанных по черному пространству луга.
Из леса вновь донеслись вопли разбойников. Ратха вскинула голову, нервно подрагивая ушами. Она увидела, как пастухи плотнее сжимают круг, загоняя скот в центр. Факелы качнулись вперед.
Ратха схватила свою ветку, подожгла ее и понеслась к пастухам, оставив костер полыхать на полянке. Не успела она добежать до края луга, как захватчики бросились в атаку.
Ратха до последнего момента надеялась, что Красный Язык отпугнет Безымянных, но при этом она не позволяла себе забыть самое главное — ненависть и голод могут быть сильнее страха. Ее опасения подтвердились, когда разведчик доложил, что Безымянные ринулись на луг, огибая пылающие участки травы. При этом разведчик заметил, что одна группа разбойников движется вдоль берега ручья, что заставляло подозревать самое страшное — среди Безымянных был кто-то, знакомый с повадками и характером Красного Языка. Но Ратха отказывалась признаться себе в том, что она знает, кто это мог быть.