– Так ты, доченька, считаешь, что совершила ошибку? – тихо спросила Елена. – Раскаиваешься?
На некоторое время в едва освещенной каюте воцарилась тишина.
– Нет, это не было ошибкой. – Порция потупилась. – Если бы все произошло в таверне, я действительно сочла бы это ошибкой… Потому что еще не знала его по-настоящему. Но в ту ночь… – Она покачала головой. – Я ни о чем не жалела. И тем более не жалею сейчас. И не буду жалеть, даже если после этой ночи возникнут определенные последствия.
– О Боже!.. – прошептала Елена. – Все гораздо серьезнее, чем я себе представляла. Ты любишь его…
– Я этого не говорила, – поспешила возразить Порция.
– Все и так ясно, девочка моя.
Елена погладила Порцию по щеке, и та только сейчас осознала, что ее лицо вновь стало мокрым от слез. Мать, конечно же, абсолютно права.
– А как он повел себя теперь?.. Когда узнал обо мне?
– Он очень зол на меня, – ответила Порция. – Не из-за того, что нас оказалось двое. Его разозлило, что я солгала… ради того, чтобы быть с тобой вместе. Он, конечно же, прав. Я не принимала во внимание его чувства, не задумывалась о том, как он воспримет мои действия, учитывая наши отношения. Но, несмотря ни на что, я считаю, что поступила правильно.
По мнению капитана Тернера, только честное имя, незапятнанная репутация и успешная карьера являлись теми составляющими жизни, которые следовало по-настоящему ценить. А теперь, совершенно неожиданно для себя, он оказался в довольно унизительном положении, которое продолжало сохраняться, несмотря на прилагаемые им усилия.
Военная карьера, дело всей его жизни, висела на волоске, находилась на грани срыва. Прочие офицеры из штаба адмирала Миддлтона посмеивались за его спиной, и вообще складывалось впечатление, что чуть ли не во всех подразделениях от Бостона до Нью-Йорка распространялись позорившие его слухи.
Некоторые утверждали, будто в ту ночь, когда заполыхал таможенный корабль, он находился в одной из таверн Провиденса мертвецки пьяный. Кто-то пустил слух, что он остался в Ньюпорте, где предавался содомскому греху с неким юным лейтенантом. А были и такие, кто заявлял, будто капитан Тернер просто-напросто побоялся вступить в бой с колонистами и где-то прятался, пока «Гаспи» подвергалась атаке.
При одной только мысли обо всех этих сплетнях в душе у капитана закипала ярость.
Он старался не обращать внимания на ехидные перешептывания и презрительные взгляды. Даже рядовые, казалось ему, не проявляют к нему должного почтения. Капитан Тернер считал, что все это надо перетерпеть, и ходил с высоко поднятой головой.
Капитан с самого начала понял, что у него не будет возможности опровергнуть все эти домыслы, но решил, что это даже к лучшему. Это был бы настоящий скандал. Капитан не мог выступить в свою защиту еще и потому, что в этом случае открылась бы семейная тайна адмирала. А Миддлтон велел ему помалкивать о событиях той ночи.
Адмирал и сам поспешил предпринять некоторые меры, когда узнал об исчезновении дочери. Он тут же отослал в Галифакс четырех служанок, которые были закреплены за Еленой, а миссис Грин попросил держать язык за зубами. Официальная версия исчезновения мисс Миддлтон гласила, что она отправилась в Новую Шотландию поправлять свое здоровье.
Но что удивительно, никто, видимо, не догадывался о том, что между Порцией Эдвардс и Еленой Миддлтон существовала какая-то связь.
Что же до Тернера, то он был просто ошеломлен. Когда Тернер доложил старику о случившемся, тот побледнел и набросился на него с бранью. Адмирал рвал и метал, а немного успокоившись, заявил, что, поскольку именно Тернер ввел в его дом самозванку, вся ответственность за последствия лежит на нем. Включая провал операции, во время которой в заливе Наррагансет на отмели сгорел «Гаспи».
И вот теперь капитан Тернер вышагивал в коридоре перед кабинетом адмирала. Он не считал себя виноватым в том, что произошло. Его коварно обманули. И едва не убили. Вот уже шесть дней у него раскалывается от боли голова. Дав слово хранить молчание и лишившись тем самым возможности восстановить репутацию, он совершил величайшее самопожертвование в своей жизни. Однако адмирал по-прежнему относился к нему как к нашкодившему псу.
Даже сейчас ему приходилось ждать в коридоре, пока адмирал о чем-то совещался с менее компетентными офицерами. И так каждый день. Мало того, что ему не доверили вести разбирательство по поводу нападения на «Гаспи», так его еще и отстранили от расследования деятельности общества «Сынов свободы». Ему было приказано заниматься одним-единственным делом – выяснить, куда Порция могла увезти Елену. Подобная задача представлялась практически невыполнимой, поскольку нельзя было расспрашивать кого-либо в открытую.
Тем не менее за неделю он сумел собрать сведения, которые считал вполне достоверными, и теперь ему не терпелось доложить обо всем адмиралу. Пора было переключаться на более серьезные дела.
Дверь наконец открылась, и капитан Тернер выпрямился. Из кабинета вышли трое молодых офицеров. Вздернув подбородок, капитан устремил на них грозный взгляд: пусть эти мальчишки, возомнившие о себе невесть что, только попробуют глянуть в его сторону с усмешкой. Однако ни один из них не поднял на него глаз.
Миддлтон встретил его весьма прохладно.
– У вас есть что сообщить? – обратился к нему адмирал, не упомянув ни звания, ни имени, что было в высшей степени оскорбительно.
– Так точно, сэр, – ответил капитан. – Мне удалось собрать интересующую вас информацию.
– Докладывайте.
– Мисс Миддлтон и мисс Эдвардс направляются сейчас в Уэльс, к некоей леди Примроуз.
– Хотите сказать, в Рексам?
– Вы знаете эту женщину?
– Разумеется. Предательница и смутьянка!.. Якобитская шлюха!.. Но ее не зацепишь. Чертовски богата и имеет связи в верхах. К тому же хитра. – Адмирал с некоторым недоверием взглянул на Тернера. – С чего вы взяли, что они направляются именно туда?
– Мисс Эдвардс провела детство в пансионе, который содержит леди Примроуз.
– Все это ваши предположения. Может быть, эта чертовка прячет мою дочь где-нибудь на Род-Айленде? В одном из этих забытых Богом поселений, от которых нет никакого покоя. А может, вернулась в Бостон и прячет ее прямо у нас под носом.
– Мы неделю наблюдали за домом пастора Хиггинса – там их нет. Никто из членов семьи или из прислуги также не пытался каким-то образом связаться с мисс Эдвардс. А я знаю наверняка, – с уверенностью заявил капитан Тернер, – что такая попытка была бы предпринята, находись мисс Эдвардс где-то поблизости.
– Еще бы вам не знать, – с нескрываемым сарказмом произнес адмирал. – Вы ведь близкий друг этой семьи.
Капитан не нашелся что ответить и скрепя сердце продолжил:
– Кроме того, мое предположение подтвердила дочь моего кузена, которая живет в Бостоне. Так получилось, что они с мисс Эдвардс были близкими подругами и…
– Значит, у вас это семейное? Неспособность разбираться в людях. – Откинувшись в кресле, Миддлтон взглянул на капитана с нескрываемым презрением.
Едва сдерживая негодование, Тернер произнес:
– Если позволите, сэр, я продолжу…
– Ну и насколько ценные сведения предоставила вам ваша кузина?
– На днях к ней заходила миссис Хиггинс. Сообщила, что Порции пришлось срочно покинуть Бостон. Поличным причинам. Сказала также, что в ближайшее время мисс Эдвардс возвращаться не собирается. Кузина поинтересовалась новым адресом подруги, но миссис Хиггинс ответила, что он ей неизвестен. – Капитан Тернер говорил без умолку, чтобы у адмирала не было возможности вставить очередное язвительное замечание. – По словам кузины, мисс Эдвардс находится в стесненном финансовом положении. В Бостоне она пробыла менее года, и здесь у нее нет ни друзей, ни связей. Еще кузина сказала, что мисс Эдвардс не раз упоминала о своей благодетельнице, леди Примроуз. Если сопоставить все факты, становится ясно, что скорее всего она повезет мисс Миддлтон в Уэльс. Как только договорится о местах на каком-нибудь корабле.