Веселье в глазах Шата сменилось на отчаяние.
— Милая, что с тобой? Больно? Дай посмотрю. — тут же вцепился он в меня.
Я молча вырывалась.
— Ну, тогда пойдем в ванную. Подержим ручку под холодной водичкой, — нянькался со мной перепуганный Принц.
— Чего это ты так напугался, — всхлипывая от боли спросила я.
— Яс меня убьёт. Я тебя покалечил! — простонал Шаатхар, — Но ещё раньше я сам себя убью!
— Э!Э!Эй! Не забыл? Нам ещё над Наследником работать! — разом остыла я, — И потом, это я сама тебя ударила!
— Простите… Я вам не мешаю? — поинтересовался ничего не понимающий лимари.
— Ну! И чего ты стоишь? — разозлился Принц, — Раздевайся! Видишь, супругу надо пожалеть… обольстить… доставить максимум удовольствия!
Морис беспрекословно повиновался.
— А чего это ты раскомандовался? — в ответ разозлилась и я.
— И не думал даже начинать! — расплылся в улыбке Шат буксируя меня в ванную и засовывая руку по струю холодной воды.
— Кто-нибудь мне объяснит — что происходит? — появляясь в дверях ванной в одних штанах, поинтересовался Морис. — Дорогая, вы действительно захотели меня видеть?
— Шат — бессовестный, хоть и милый, — осторожно шевеля пальцами, ответила я, — И я уже потихоньку привыкаю к тому, что мужей — не один. И я соскучилась, — подняла я глаза, встречая благодарный взгляд лимари.
— Морис, запомни сегодняшнюю дату! Это исторический момент! Наша супруга приняла нас всех и стала примерной женушкой! — снова влез с подколками Шат.
— Это так приятно слышать! — улыбнулся Морис, склоняясь к моей руке, — Ничего страшного. Просто ушиб. Идемте…? — он с видимым удовольствием подхватил меня на руки.
— А Шат мне обещал оранжерею показать, а сам на секс соблазнил, — накапала я лимари на бессовестного Принца.
— Мы сходим в оранжерею… немного позже… — пообещал мой идеальный супруг, — Хотя… там никого нет… мы можем…
— Молчи! Ни слова больше! Это моя прерогатива — бесстыдные предложения! — вклинился Принц. — Милая, ты же хотела в оранжерею? Хотела?
— Ну… да, — затупила я. Не понимая, чего добивается Шат.
— Морис, заверни её в пдед и мчимся в оранжерею!
Не успела я сообразить, как Морис со мной, завернутой в плед, уже скользил в сторону той части корабля, где я никогда не бывала.
И тут до меня дошло наконец…
Да, понимаю, звучит не очень…. для меня. Но, вот туплю я последнее время. И ничего с собой поделать НЕ МОГУ И НЕ ХОЧУ!
Первой реакцией на осознание того, ЧЕМ мы там идём заниматься, было смущение. Потом, по нарастающей — странное возбуждение, смешанное с изрядной толикой стыда. Даже внутренний голос предательски молчал. Вот так всегда! Как только конкретно нужно с кем-то посоветоваться — в обозримом пространстве — никого. То есть совершенно!
Поддумав, я пришла к определенному выводу. А именно:
Мне с супругами приятно? ДА!
Они меня уже успели подсадить на довольно экстравагантное поведение между нами? ДА!
Мне это нравиться, несмотря на рудиментарное стеснение? ДА!
Тогда какого хрена я парюсь?
Решив основную проблему, я с удобством устроилась на руках Мориса, и остаток пути рассматривала доселе не посещаемые уголки флагмана наагатского флота.
Как и сказал Морис — в этот час в оранжерее не было ни души. Последовательно открывающиеся — закрывающиеся двери, постепенно пропускали нас в мир заботливо обихоженных растений. Терпко пахло неведомыми цветами, влажными листьями и древесиной.
— Нам сюда, — взял на себя руководство эротическим походом Принц.
И повел нас по почти невидимым тропинкам, углубляясь все дальше, в заросли образованные переплетенными ветвями и стволами.
Заросли оборвались, образовав крошечную полянку, заросшую шёлковой, даже на вид, травой.
— О! Как красиво, — почему-то шепотом спросила я. — Где мы? И эта трава — она…
— Она живая… — едва слышно прошептал мне на ухо Морис, — И она слышит и чувствует нас… Не знаю, как вам, дорогая, а мне сейчас одновременно жутко и уютно. Как будто мы сейчас рядом с тем, кто одновременно может доставить немыслимую боль, кошмарную смерть или ни с чем не сравнимое наслаждение.
— Ты прав, — Шат повернул к нам совершенное лицо, — Это живой артефакт. То, что мы видим как траву — на самом деле древнейшее, мудрейшее существо. Точнее — симбиоз сущностей, образующих одно целое. И я привел вас сюда для того, чтобы узнать — примет оно нас, или оттолкнёт.
— А если мы ему не понравимся? И оно рассердится на нас? Или решит, что мы не достойны жить? Особенно я. — Я честно выкладывала свои сомнения.
Потому, что на фоне моих совершенных и идеальных супругов чувствовала себя… мягко говоря не идеальной.
— Оо, хаар не опускается до мелочных гадостей. Если уж разумный и являет собой скопление мерзости, и несет опасность для миллионов жизней, тогда да. Он его… развеет. Разве вы не хотите понять себя?
— Шаааат… если я не ошибаюсь, мы сюда шли… для другого. — неуютно чувствуя себя в присутствии невесомо колышущего шелковыми травинками, древнего средоточия мудрости.
— Одно другому не мешает! — Сверкнул белоснежными клыками Шаатхар. — Уже идя в оранжерею, я вспомнил об Оо, хаар. И решил совместить приятное с полезным!
— Ну ты и гад! — разозлилась я, — Извращенец! Да для меня уже подвиг в том, что я вас всех приняла. И допускаю близость больше чем с одним! А ты сейчас предлагаешь на мудром существе любовью заниматься? Поправь меня, если я ошибаюсь.
— И что тут такого? — Искренне удивился бесстыжий обаяшка, — Ты не представляешь — что за наслаждение нас ждет, если ОН нам разрешит!
— Ты — бессовестный! И откуда ты это знаешь? Про невероятные эмоции и ощущения? Сам испытал? — Я уже просто кипела, как чайник на плите.
— Нет. К Оо, хаар могут прийти только со своей Парой. А у меня никогда не было ощущение Обретения Пары. Только с тобой.
— Ты мне зубы не заговаривай! Отвечай коротко и по существу! Откуда ты знаешь… про… про всё? — продолжала злиться я.
— От деда. Наш род должен был пресечься. Потому, что он Обрел Пару. А она его не признавала. И тогда, объяснив бабушке, кто такой Оо, хаар, дедушка привел её на суд Мудрого. Суть была в том, что если и после общения с ним бабушка не признает Пару, то он её отпустит. Бабушка понесла в тот же день. И до сих пор они живут душа в душу. — Глаза Шата затуманились от воспоминаний.
Потом принц встряхнулся и разделся. Повернувшись к Морису, увидела, что он тоже последовал примеру нага.
И тут я решилась. Встала у кромки шелкового травяного ковра.
— Я знаю, что я такая, какая есть. У меня куча недостатков. И только одна просьба к вам, уважаемый. Если я окажусь недостойной, не убивайте меня сразу. Позвольте родиться детям.
И не давая себе опомниться, шагнула на лужайку, не чуя под собой ног и с трусливо сжавшимся сердцем.
Следом, с секундной задержкой на лужайку шагнули Шат с Морисом.
Ноги сразу обволокло прохладой. Словно я наступила в воду. На самом же деле, травинки обволакивали ступни и щиколотки, непрерывно пульсируя. Те травинки, которые были подальше, тоже изгибались и вытягивались, стремясь прикоснуться к кому-нибудь из нас.
Шат решительно лег спиной на оживившиеся травинки. Посмотрел на меня, не произнося ни слова. Слева от Шата опустился Морис.
— А ему не больно? — вдруг спохватилась я.
Принц ничего не успел ответить, как я уже знала — ЕМУ НЕ БОЛЬНО. Ему интересно. Не противно (Ого! Оказывается и Древнему бывает знакомо это чувство)
Мудрый не мешал мне. Не торопил. Он просто помогал мне разобраться в запутанном клубке характеров, отношений, менталитетов и мировозрений, в который превратилась моя душа. И делал это так деликатно и терпеливо, что невольно вызывал к себе доверие и уважение.
Я настолько погрузилась в общение и самоанализ, что не заметила, как оказалась лежащй на шелковом ковре. И повернув голову утонула в глазах Шаатхара. Он ничего не говорил. Но Мудрый открыл душу моего противоречивого, непредсказуемого мужа.