Гэвин побледнел, увидев на возвышении юношу малайца, на котором не было ничего, кроме набедренной повязки. Он стоял неподвижно, пока аукционер обходил его кругом, щупая бицепсы и похлопывая рукой по мускулистым бедрам.
- Это самый большой невольничий рынок на всей территории между Сулу и Филиппинами. - Приподняв бровь, султан внимательно посмотрел на Гэвина. - Вы разочарованы? Рабство часть нашей жизни. Англичане хотели отменить его, но наш народ давно привык к этому.
- Это спорный вопрос, - уклончиво произнес Гэвин, вспомнив, как сам увеличил пожертвования на антирабовладельческое движение квакеров.
- Что ж, тогда, пожалуй, мы не будем здесь задерживаться. - Слова султана были вежливы, но его взгляд выражал искреннее недоумение - он не мог понять, что так взволновало гостя.
Юный раб был продан после недолгих торгов, и его провели к столу, где совершались сделки. Не желая быть свидетелем этого варварства, Гэвин отвернулся и тут увидел следующий "лот", который вывели из сарая, расположенного позади павильона, - высокую женщину с вьющимися темными волосами, потупленным взглядом и кляпом во рту. Изорванный в клочья саронг и видавшая виды рубашка открывали ее тело в синяках и царапинах, на запястьях и щиколотках позвякивали цепи.
Поймав потрясенный взгляд Гэвина, султан небрежно произнес:
- Красавица, хотя и очень грязная. Кляп означает, что у нее злой язык. Скорее всего она такая непокорная, что никто не хочет ее купить даже как кухонную рабыню.
Для человека, который всегда дорожил честью женщины, было невыносимо видеть подобное унижение. Но если он отвернется, султан расценит это как малодушие. Гэвин продолжал смотреть.
В шаге от лестницы охранник, отпустив сальное замечание, сдернул с рабыни рубашку, обнажив ее грудь. Гэвин зажмурился, увидев нежное тело, более светлое, чем загорелое дочерна лицо несчастной женщины. Быстрым, змеиным движением она подняла руки, скованные цепью, и, тряхнув ими изо всей силы, ударила своего мучителя по лицу. Охранник охнул и отпрянул назад, из его разбитого носа потекла кровь. Инерция движения заставила ее повернуться, и Гэвин увидел красивое лицо и огромные синие глаза. Всемилостивый Боже, да она европейка!
Женщина тоже заметила его, и в ее глазах вспыхнуло что-то похожее на надежду. Путаясь в цепях, которые сковывали движения, она выплюнула кляп и бросилась к Гэвину.
- Помогите, умоляю!
Охранники сбили рабыню с ног, она замолчала, но все равно продолжала отчаянно сопротивляться, пока ее не оглушили сильным ударом по голове.
Гэвин инстинктивно бросился на ее защиту, но холодный голос султана остановил его.
- Неужели вас заинтересовала какая-то рабыня?
Вспомнив, где он находится, Гэвин остановился, сжав кулаки.
- Да. Могу ли я купить ее?
- Мне казалось, вы не одобряете рабство.
- Не одобряю. Я хотел бы вернуть ей свободу.
Он понял свою ошибку, когда увидел злорадные огоньки в глазах Хасана. Проявить интерес - значит дать своему противнику преимущество.
Султан отдал какой-то приказ на местном диалекте. Телохранители понимающе кивнули и потащили женщину назад под навес, где содержали рабов для продажи. Она бросила полный отчаяния взгляд на Гэвина и исчезла из виду.
Стараясь изобразить полнейшее равнодушие, Гэвин спросил:
- Можно мне поговорить с продавцом? Наверняка цена такой своенравной женщины невысока, и возможно, мы сумеем договориться.
- Наши законы запрещают продавать рабов христианам, - усмехнулся Хасан, - но я попытаюсь вам помочь. А теперь нам пора возвращаться.
Гэвин молча занял место на носилках, размышляя о словах султана. Он должен выждать - наверняка султан сам заговорит об этой женщине. По дороге во дворец он пытался представить, что за история с ней приключилась.
На пышном приеме, устроенном в тот же вечер, присутствовала добрая половина знати Мадуры. Прием продолжался так долго, что казалось, ему не будет конца. Гэвина усадили с правой стороны от султана. С другой стороны рядом с ним сидел Шень Ю. Китайский министр что-то вежливо нашептывал ему, а Гэвин думал: интересно, какие чувства испытывает султан, видя, как уважительно относятся его приближенные к иностранному гостю? Он предполагал, что под твердой рукой Хасана прячется гнездо скорпионов - соперничающие группировки, борющиеся за его расположение.
Он пил рисовое вино и пробовал разные экзотические блюда, острые и пряные, а Хасан в это время задавал ему наводящие вопросы и рассуждал о том, как могла бы "Эллиот-Хаус" послужить интересам Мадуры. Султан, как выяснилось, был очень хорошо информирован и вопросы задавал умные. Постепенно Гэвина начала привлекать мысль о развитии широких торговых связей с этим островом. Выгоды, которые сулило ему это предложение, были огромны, но султану он не доверял.
Во время бесконечной перемены блюд в зале появились девушки, гибкие и грациозные, как газели. Оркестр, состоящий в основном из ударных инструментов, тихо наигрывал в противоположном конце зала. Теперь музыканты заиграли громче, выбивая на барабанах зажигательный ритм. Женщины быстро задвигались по кругу. Плавные движения и нежные всплески рук были совсем не похожи на западные танцы, но любой человек, будь то европеец или житель Востока, не мог остаться равнодушным, созерцая красоту и грацию придворных танцовщиц.
Хасан повернулся к гостю:
- Вы хотели бы, чтобы кто-то из этих девушек навестил вас этой ночью?
Несмотря на годы, прожитые на Востоке, христианское воспитание ограждало Гэвина от подобного вида развлечений, а сводничество никогда не привлекало его.
- Нет, благодарю, ваше величество. Мне предстоит поразмыслить о вашем предложении, и это лучше сделать в одиночестве.
- Вы опять думаете о той рабыне? - Султан Хасан лениво улыбнулся. Он выпил немало вина для человека, который называл себя мусульманином. Тем не менее его речь оставалась четкой, правда, время от времени в его голосе прорывалось легкое раздражение.
Воспользовавшись благоприятным моментом, Гэвин ответил: