— В чем она? — поднял веки Дмитрий Андреевич.
— В просьбе к его императорскому величеству о расширении сыскного аппарата.
— Хм, понимаю, понимаю. Думаю, государь вас поддержит при скудости наших нынешних финансов. Сейчас, когда удалось напасть на след преступного сообщества, убежден — самое время для вашей просьбы.
Толстой взял со стола бумагу, протянул Дурново:
— Здесь, уважаемый Петр Николаевич, предписание о ведении дела других членов группы вашим ведомством. Кому намерены передать следствие?
— Вероятно, ротмистру Терещенко. Предполагаю пустить его по социалистам.
— Специализация, Петр Николаевич, узкая специализация, — губы министра дрогнули в усмешке.
— Имею опасение, граф, что со временем нам потребуется немало таких следователей.
Знакомство вышло совершенно случайное. Оба в одно время оказались в трактире, на Литейном, сели за один стол. Час поздний, однако в трактире людно. Чадили свечи, махорочный дым плавал под самым потолком. То и дело хлопала дверь, впуская и выпуская народ. Компания извозчиков шумела о конях, сене, овсе. У стойки бранился с трактирщиком пьяный верзила. Баба в сбившемся платке, слезно причитая, тащила к выходу обвисшего кулем мужика в лаптях и расстегнутом армяке.
Сосед Павла, высокий рабочий со скуластым лицом и крупными мозолистыми руками, хлебая щи, заметил с огорчением:
— Вот она, Россия, пей — веселись, пробудился — прослезись.
Разговорились. Соседа Павла по столу звали Нилом. Был он значительно старше Точисского и работал на «Арсенале».
— Мы, Васильевы, отродясь петербуржцы, — с гордостью подчеркнул Нил. — Отец тоже арсенальцем был. Ты говоришь — из Екатеринбурга? Не слыхал.
— Город за Уральским хребтом. А в столицу приехал недавно, устроился на завод Берда.
— В Екатеринбурге почему не остался?
— Захотелось настоящей заводской жизни испытать.
— Настоящее мастерство у станка, а не на подсобке.
— Вы правы, — согласился Точисский.
— А велик город ваш, есть ли какие заводы?
— Из государственных — фабрики гранильная да механическая, на ней машины для золотых приисков делают. А кожевенные, свечной и водочный хозяевам принадлежат. Рабочих на них не более полтысячи насчитывается.
— Они, поди, каждый своим хозяйством живут?
— Водится такое, спайка слабая, друг за друга не постоят.
— Откуда спайке взяться? Думаешь, здесь она? Как же, на мастера с оглядкой смотрят. Своя рубаха ближе к телу. Когда невмоготу станет, вроде взбунтуют, раскипятятся, кажись, горы своротят. Но все порознь. Мастер на контору укажет, и хвосты поджали. Возьми хоть наших арсенальцев. В формовочном мастер, истый котяра, до девок охочий, одну поедом ел за то, что от него нос воротила. В прошлом месяце довел до белого каления: с лопатой на него кинулась. Ее с завода вышвырнули, формовочный шум поднял, а по остальным цехам отмолчались. Поостыли, и все прежним чередом… — Помолчал, хмурясь, потом спросил: — Ты что же, в подсобниках так и намерен ходить? Нет, брат, тебе рабочим ремеслом овладеть надо.
Павел кивнул головой:
— Сам того же мнения. Намерен в училище поступить…
— Ремесленное? Это хорошо, имея профессию, и работу отыскать полегче.
Трактир покинули вместе. Шли набережной канала, связывающего Адмиралтейство с лесными складами. У Манежа Павел остановился. Пологая лестница. Мраморные скульптуры Диоскуров.
— Диво дивное, какие руки надобно иметь, чтобы сотворить такое чудо? — восхищенно проговорил Нил. — Того и гляди — кони вырвут поводья.
— Это, Нил, итальянский мастер Паоло Трискорни высек. Близнецы Диоскуры, братья Елены, из-за которой разгорелась Троянская война… — Помолчав, Точисский спросил: — А вы знаете, Нил, что в декабре двадцать пятого года на Сенатскую площадь вышли восставшие полки? Их вывели офицеры с намерением отменить крепостное право и провозгласить конституцию. Россия, по их мысли, должна была получить управление, подобно Французской республике. — Павел воодушевился, чувствуя в собеседнике благодарного слушателя. — Знаете такое стихотворение?
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье…
Пушкин, Александр Сергеевич. Из его послания на каторгу ссыльным декабристам.
— Тебя бы к арсенальцам, вот бы послушали, а то дикарь дикарем, не то что грамоте, иные букв не знают.