— Не откажусь, если пригласите.
— По всему видать — ты, Павел, в гимназиях обучался, из интеллигентов, меня на «вы» величаешь, а тебе бы с нашим братом попроще, как равный с равным. Чтоб рабочий за барина тебя не принимал, с доверием к тебе. Ты ведь с трудовым сословием говорить намерен. Ко мне заходи по свободе, рад буду. Запомни адресок. По воскресным дням я завсегда дома.
И, уже отойдя, вдруг повернулся, окликнул:
— С ремесленным ты правильно сообразил, польза непременная.
До Нарвской заставы Точисский добирался на конке. Народу ехало не так много.
Воскресный день выдался тихий, хмурый. Над куполами церквей кричало воронье, на папертях теснились нищие и юродивые.
Лошади бежали весело, конка легко катила по рельсам. На перекрестках кондуктор названивал в колокольчик, покрикивал на зазевавшихся прохожих.
Обгоняя конку, на рысях проскакал разъезд драгун. Бравые молодцы один к одному, на подбор.
Потянулся фабрично-заводской Петербург с рабочими казармами и хибарами, зловонными улицами и кабаками, ночлежками и притонами.
Конка остановилась. Конец пути. Павел без труда отыскал приземистый, с двумя оконцами домик. Через чистое стекло виднелась на подоконнике герань.
Павла встретила жена Нила, круглолицая, с ямочками на румяных щеках. Подавая стул, ладонью обмахнула сиденье.
— Нил скоро придет, в булочную пошел.
Из-за двери, что вела в другую комнату, высунулись две кудрявые головы. На Павла глянули любопытные глаза. Мать прикрикнула на мальчишек:
— Марш гулять! — И улыбнулась добро: — Погодка. Но смирные. Завтра в деревню к родным повезу. Там в хозяйстве от них подмога. Коровенку пасти, да и сами, может, молочка попьют, все сытней, чем здесь.
На столе книга.
— Кто читает?
— Нил. Он к книгам шибко пристрастился. Воротился Васильев. Увидав Точисского, обрадовался:
— Держи хлеб, Варвара. Стол накрывай, гостя потчевать будем.
Сидели втроем. Варвара наливала в рюмки из граненого лафитничка, закусывали хрустящими груздями. Нил довольными глазами указал на жену:
— Она у меня мастерица.
Варвара, смущаясь, отмахнулась и встала из-за стола.
Вскоре ее голос послышался со двора.
— Видать, к соседке отправилась, — заметил Нил. — Муж той в мастерских на железной дороге работал, под поезд попал. Насмерть.
Павел щурился, последнее время снова начали побаливать глаза. Васильев, бесспорно, нравился ему, серьезный, вдумчивый. Спросил, кивнув на книгу:
— Графа Льва Толстого читаешь?
— Справедливо пишет.
— Любишь читать?
— Умные — да, однако книга на книгу не приходится, в одних сказка, а за другие в тюрьмах гноят.
— Верно. Тебе какие по душе?
Нил посмотрел на Точисского внимательно: с виду прост парень, а вишь какие вопросы кидает! Ответил неопределенно:
— Сказками сыт по горло,
— Где книги берешь?
— На Александровском базаре. Там, ежели порыться, всякую найти можно.
И снова общие, ничего не значащие разговоры. В трактире Нил показался Точисскому проще, открытей, а теперь таится, видать, приглядывается, кого в дом ввел.
Точисский с вопросами все ближе и ближе подступает: как арсенальцы живут и сильно ли мастера душат рабочего, есть ли у Васильева хорошие друзья и среди них грамотные?
Нил посмотрел на Павла несколько удивленно. Сказал:
— Товарищи есть, а чтоб грамоте? Откуда ей, грамоте, взяться? Так, со пня на колоду бекают.
Тут Точисский и спроси в упор:
— А что, если организовать кружок, самообразованием заняться, книги читать?
— Не знаю, что и ответить. Думаю, ежели заинтересуются, ходить будут.
— Ты посоветуйся с заводскими. Будем по воскресным дням собираться.
— Хочу заранее предостеречь, Варфоломеич, если к цареубийству будешь рабочего клонить, тут я тебе не помощник. Ухлопали царя, а у него наследник, и он на трон тут как тут: здрасьте, я ваш государь-батюшка.
— Нет, Нил, я тебе обещаю — к народничеству склонять не буду.
— Интере-есно, — протянул Нил.
— Что же тебе интересным кажется?
— Как ты вот, умный человек, на жизнь смотришь. Значит, так и будет во веки веков в России самодержец?
— Не-ет, такому не бывать. Наступит конец народному терпенью, обновится российская земля.
— Кто изменит жизнь-то?
— Сам народ. Рабочие.
— Гм, — неопределенно хмыкнул Васильев.
— Да, Нил, это так. Когда пролетариат поймет, в чем его сила, он свернет горы. Ты о социал-демократах что-нибудь знаешь? О программе их слышал? Она «Манифестом» называется. Говоришь, ваши арсенальцы грамотой едва-едва владеют. Не беда, дай срок. Ты вон книги читаешь, и они научатся, лишь бы интерес к самообразованию имели.