— Но твоя сестра из этого миллиона тебя интересует? Я видел ее с Генрихом Брейтфусом.
— Удивил, — махнул рукой Дмитрий. — Они давно друг к другу неравнодушны. Я сегодня Людвига встретил, говорит — с завтрашнего дня в университете ожидается студенческая забастовка, исключили двух студентов за распространение недозволенной литературы.
— Генрих об этом ни слова…
— Поразительно, как вообще в присутствии Веры он тебя увидел.
Точисский рассмеялся.
— Ну а ты-то? Не замечаешь, какими глазами смотрит на тебя Лизочка Данилова? — перешел в наступление Дмитрий.
— Эко хватил…
Дмитрий сказал с сожалением:
— Меня она не замечает. — И не поставил, швырнул сковородку. — Ешь за этим столом в последний раз. Будем питаться у хозяйки.
— Не брюзжи, ты не раз грозил.
— Смотрю я на тебя — и чем ты Лизочке приглянулся?
— Теперь понимаю, в чем причина твоего плохого настроения! Лизочка Данилова — яблоко раздора…
Ели, подтрунивая друг над другом. Когда убрали посуду, возвратились к разговору о Брейтфусах. Лазарев сказал:
— Иван Богомазов побывал у Брейтфусов, пытался вернуть в свою веру, Людвиг выставил его. Братья жаждут работы, но не народнической. Намерены создать кружок на верфи.
Точисский задумался.
Брейтфусы — интеллигенты, а он, Павел, с сомнением относился к революционности интеллигентов. Интеллигент, по его мысли, мог только играть в революцию, ибо у интеллигента нет стойкости. А когда у человека нет стойкости, он способен предать идеи революции, идеи, которые Точисскому были дороже всего. Самое большее, на что способна интеллигенция, как считал Точисский, — просвещать народ.
Слова Лазарева насторожили Павла. Допустить Брейтфусов к работе, не подвергнуть ли опасности то, что достигнуто им, Точисским, и его друзьями? Может нарушиться дисциплина, конспирация.
О своих сомнениях сказал Лазареву, но тот реши-тельпо возразил:
— Брейтфусы искренние и твердые. Их отличает зрелость суждений.
— Хорошо бы с ними повстречаться. Если мы создаем центральный кружок и сеть фабрично-заводских, значит, у нас появляется своя организация. А без дисциплины и единства руководства она не может существовать. Согласятся ли на это Брейтфусы? Если да, мы протянем им руку, нет — пусть работают самостоятельно.
— Полагаю, Брейтфусы спорить не станут, подчинятся общей дисциплине.
Рубанок резво бегал по доске, и белые, пахнувшие смолой стружки, завиваясь кольцами, сыпались к ногам Василия. Шелгунов обновлял дверь. Давно бы пора, да все недосуг.
За работой Василия не покидала мысль о Точисском. Нравился ему Павел своей хваткой, начитанностью. А сейчас из головы не выходило сказанное Точисским о правде жизни.
«Гляди ты, — думал Шелгунов, — кремень. От богатой жизни отречься, своими руками на хлеб зарабатывать, на такое из их барского сословия мало кто решится. Да еще знаниями своими с трудовым человеком щедро делится…»
Полгода походил Шелгунов в кружок Точисского, а сколько познал нового, каких книг начитался! Теперь Василий знает цель, стоящую перед пролетариатом…
Его окликнули, позвали обедать. Отложив рубанок, Василий отер лоб. За столом, хлебая щи, продолжал думать о своем. Прежде, бывало, соберется народ в цехе, станки выключат, изойдутся в крике, а дальше что? Уволит мастер одного, другого заводилу, остальные хвосты подожмут, в кулак ругаются.
Нынче же иное дело: стачка без руководителей не обходится. Вырабатывают требования, их отстаивают.
Посещая кружок, Шелгунов понял то, чему учит Маркс: чтобы победить, нужны организованность и стойкость. Именно это им постоянно разъяснял Точисский. Классовая борьба до полной победы пролетариата. Стачка морозовских ткачей наглядно убедила мастеровой люд, что эта победа возможна.
Василий прочитал «Манифест Коммунистической партии» дважды и кое-кого из друзей познакомил с ним. С Точисским Шелгунов полностью согласен: надо создавать кружки самообразования и на других заводах. Правда, Василию боязно, как лично он, рабочий человек, справится с поручением. Быть пропагандистом — ответственность немалая.
Шелгунов изъявил желание руководить кружком на Александровском заводе. Здесь Василий знал людей и сам когда-то начинал посещать кружок благоевцев. Коли оробею, думал Шелгунов, товарищи поймут, поддержат. Да и то: чего пугаться, кое-чему обучился у Павла Варфоломеевича. Нужда будет — поможет. Главное — с первого часа убедить рабочих, завоевать их доверие так, как он, Василий Шелгунов, Иван Тимофеев, Егор Климанов и другие прониклись доверием к Точисскому.