На занятия кружка Патронного завода Мария явилась вместе с Аркадакской. Сначала бестужевки ехали на извозчике, а у продовольственной лавки расплатились и не спеша, будто прогуливаясь, направились по адресу. Петляли по малолюдным улочкам, осматривались, не увязался ли филер.
Легко разыскав указанный домишко, проскользнули в дверь. С виду домик неказистый, однако внутри просторный. Вдоль длинного стола разместились десятка полтора рабочих, все принарядились, будто в церковь. Сидят чинно, на пропагандисток смотрят с любопытством, этакие птички-перепелички, о чем расскажут?
На столе, сияя медью, красуясь медалями, попыхивал самовар, расставлены чашки. Посреди стола нераспечатанная бутылка. Все как положено, когда собрались друзья на вечеринку, ничего предосудительного.
Встретил бестужевок Егор Климанов, пожал руки — осторожно, ладошки больно нежные, — усадил на почетное место в торце стола. Работал Егор кузнецом в «Экспедиции заготовления государственных бумаг», а на Патронном руководил кружком самообразования. Из заводских мало кто знал Климанова под настоящей фамилией, все больше Афанасьевым звали.
Егор налил чай из самовара и, подавая девушкам, сказал:
— Мы здесь до вашего прихода разговор вели… И так понимаем: темному человеку как свои права определить, как за них бороться? Забитый жизнью, бесправный пролетарий — именно такой-то и нужен хозяину…
Обычно бойкая, Люба Аркадакская под пристальными взглядами сидевших перед ней рабочих сначала растерялась, но скоро немного освоилась, успокоилась. Один из мастеровых подал голос:
— Что нужно хозяину и как гнуть горб на него, нам известно, а вот о правах наших желательно послушать!
Климанов поднял руку:
— Дайте срок, будет вам и белка, будет и свисток. А сегодня мы начнем занятия с литературы и географии. Узнаем, какие народы населяют Россию, как им живется под властью белого царя и о тех сочинителях, которые про жизнь народную пишут… Послушаем наших уважаемых пропагандисток.
Аркадакская развернула карту, поискала глазами, где бы ее повесить. Тут на помощь Любе подхватился парень в синей сатиновой косоворотке. В комнате дружно рассмеялись.
— Ай да Петька, проворен!
Парень укрепил карту на стене, поднес лампу. Повертев в руке карандаш, Аркадакская посмотрела на слушателей, потом перевела взгляд на карту.
— Перед вами карта России, — сказала она и уточнила с нажимом: — Российской империи. — Обвела карандашом границы. — Вдумайтесь, империя! Государство, где над всеми народами возвышается император, самодержец. Но кому должна принадлежать власть в государстве и кто хозяин того, что есть на земле? Человеку труда, который сеет и убирает хлеб, стоит у станка. Людям, которые создают, а не тем, которые живут чужим трудом. Именно отсюда и несовершенство устройства государства российского…
Мария слушала Любу. Хорошо у нее получается, и слушают ее с интересом. С чего же ей, Марии, начать? С Пушкина? Нет, пожалуй, это в другой раз. Она начнет рассказ с Чернышевского, с его книги «Что делать?», как писал ее заточенный в крепость…
На механическом кружок возглавил Голов.
Жизнь Кондрата не баловала, с детства рос сиротой. На завод попал лет с десяти хилым, белоголовым заморышем. Думали, помрет, не выдюжит заводской жизни, однако справился. В малолетстве, кроме побоев и ругани, ничего не испытал, может, оттого скуп был на улыбки Голов, а к добрым людям тянулся сердцем. Потому на предложение Нила Васильева послушать умного человека Кондрат откликнулся охотно. С первого взгляда лектор не приглянулся Голову, слишком молодой. Однако вежливый, слова резкого от него не услышишь. Видать по обличью — из интеллигентов, а одежда на нем мастерового. Может, из тех, кто, вырядившись под рабочего, звал фабрично-заводских идти в народ либо бомбы метать? Видал Голов и таких.
Но когда послушал лектора, диву дался — башковитый малый. Хорошо поясняет, доходчиво и книжки интересные читает. До сознания Кондрата многое доходило не сразу, но слова лектора о борьбе пролетариата за свои права уяснил быстро. Только выступая сообща, говорил им, кружковцам, Точисский, рабочие добьются лучшей жизни. Это Голову было ясно. Мог ли он один перечить мастеру? Кондрату даже смешно делалось от такой глупой мысли. Да тот бы его, как слепого щенка, в одночасье с завода выпер. А встань они всем цехом, плечом к плечу, тут не то что мастер, хозяин и тот оробел бы…
Походил Кондрат в кружок Точисского, поднаторел, кое-чему научился, на себя по-иному стал смотреть, с уважением: великая честь быть пролетарием и осознавать себя как силу.