Когда стук колес удалился, Точисский поднялся весь в снегу, отряхнулся и, отыскав шапку, направился лесом в деревню.
Итак, охранка нащупала их. Это уже факт. Однако Павел не мог допустить мысль, что пришел конец «Товариществу санкт-петербургских мастеровых». Даже если агенты обнаружили центральную группу, обязательно должны продолжить работу кружки на заводах и фабриках, там опытные пропагандисты…
Выбравшись на опушку, Точисский увидел избы, заторопился.
Тревога не покидала его. Что могло случиться с Марией, почему она опоздала к поезду? Если взяли, то какие обвинения могут предъявить?»
А Мария в тот день вышла из дому заранее, намереваясь до поездки побывать у Даниловой. Настроение у нее хорошее, впереди предстоял интересный день, соберутся все вместе…
И еще ее сердце стучало радостно оттого, что рядом будет Людвиг…
Закрыв дверь подъезда, Мария осмотрелась. Неподалеку стоял какой-то господин с палочкой. Он коротко, но цепко взглянул на нее. Неужели слежка? Повременив, она перешла дорогу, не торопясь направилась к извозчикам. Тот, с палочкой, двинулся следом. К извозчикам подошли одновременно. Усаживаясь в сани, Мария бросила:
— В кондитерскую Вольфа!
Краем глаза заметила: неизвестный вскочил в другие сани и едет следом.
Пока лошадка резко выстукивала копытами по мостовой, Точисская мучилась, как предупредить Павла?
У Полицейского моста, около кондитерской Вольфа в Беранже, извозчик лихо осадил. Рассчитавшись, Мария вошла в кондитерскую.
Подсев к столику, взяла пирожок и чашечку кофе. Пила не спеша, обдумывая положение. Если это агент, то он будет следить за ней. Нет, лучше всего оторваться от него в людном месте. Мария с безмятежным видом покинула кондитерскую. У обочины дороги выстроились извозчики. Точисская приостановилась, соображая, куда лучше ехать. Решила — в Пассаж, там, в галереях, она сможет легко затеряться…
Невский проспект, Итальянская улица, крытые стеклом переходы, магазины и лавки, кофейни и рестораны. Людно, шумит Пассаж.
Толпа завертела Марию, понесла по торговым рядам. Из галереи в галерею, выбралась из Пассажа, села в сани. Пока ехала к Финляндскому вокзалу, торопила, еще надеялась успеть. Извозчик гнал, покрикивал зазевавшимся прохожим, а Марии казалось — лошадь едва плетется.
На перрон выбежала, когда уже и последний вагон, простучав на стыках рельсов, скрывался из виду. Мария едва не заплакала от досады. Постояв на перроне, она через вокзал вышла на площадь. Светило солнце, но Мария этого не замечала. Волновало какое-то предчувствие, беспокойство.
Вернувшись домой, убедилась — обыска у нее не было, и успокоилась, отнеся свое смятение на счет сорвавшейся поездки.
Переправив книги к Даниловой, Дмитрий расстался с Людвигом. Теперь можно и к себе.
Первые волнения улеглись, и Лазарев даже подумал: не померещилось ли все Павлу? Дмитрий распахнул дверь и замер. Жандармы! Они рылись в вещах. Холеный, одутловатый ротмистр увидел его, обрадовался, как родному человеку:
— Прошу! Будем знакомы. Ротмистр Терещенко. И живо улыбнулся.
Жандармы усердствовали. На столе высилась стопка книг.
— Литературу недозволенную почитываем, социализм проповедуем? — Ротмистр положил руку на стопку. — Мы вас давненько дожидаемся, с самого утра. Устали и, признайтесь, проголодались. А где ваш товарищ? Не поранились, прыгая с поезда? Может, ответите, куда путь держали, не на сходку ли?
Ротмистр показал тетрадь Павла, полистал:
— Мда-а, крамолой попахивает. Не поясните? Лазарев промолчал.
— Не желаете? Воля ваша. Ай-яй, дети почтенных родителей в революцию играют. Против своего же дворянского сословия выступают. Сты-ыдно!
Дмитрий слушал плохо. Удалось ли Точисскому сообщить о провале товарищам? Самое лучшее, если бы Павел скрылся из Петербурга. Уехал бы в Москву или еще куда…
Дмитрий хотел встать, но ротмистр знаком велел сидеть.
— Не суетитесь, господин Лазарев, не суетитесь. Спешить вам некуда, обыск закончен, — и иронически усмехнулся. — Вы лучше скажите, где ваш друг, господин Точисский? Может, он отказался покинуть поезд? Однако, смею вас заверить, ему не избежать ареста. Явится на квартиру, а мы его здесь поджидаем, и трах-бах, пряменько в тюрьму, в камеру-с.