— Убежден, это единственный путь, — снова зазвучал его хорошо поставленный голос. — Сама история России убеждает. Вы же знаете, к чему приводят революционные потрясения!
— Послушайте, господин Лещинский, — вмешался в разговор Павел, — с такими убеждениями кощунственно именовать себя марксистом.
— Простите, с кем имею честь?..
— С марксистом.
— Не знаю, простите, какой вы марксист, но повторяю: российский народ придет к социализму через реформы.
Павел нахмурился:
— Господин Лещинский, вам, либеральным буржуа, реформистам, марксизм импонирует лишь тем, что считает капитализм прогрессивным явлением по сравнению с феодализмом.
— Браво! — воскликнул Аким. — Прочитайте, господин адвокат, статью Владимира Ульянова «Экономическое содержание народничества и критика его в книге господина Струве». Вы поистине адвокат своих собратьев «легальных марксистов».
Лещинский обиженно замолчал и вскоре незаметно покинул собрание.
По дороге домой Сергеев рассказал:
— Знаете, как у меня вышло знакомство с Ульяновым? Случилось это четыре года назад. В ту пору я колебался между народничеством и марксизмом. Однажды я попал на нелегальное собрание, на диспут марксистов и народников. Народники выставили своего докладчика врача Василия Воронцова, фигура среди московских народников, скажу вам, неординарная, в диспутах боец испытанный. Но приехавший из Петербурга марксист Владимир Ульянов от народничества камня на камне не оставил. Он убедил меня, и я полностью отказался от народнических иллюзий…
Подобное признание Точисский уже слышал в Саратове от Андреева, социал-демократа, работавшего в акционерном обществе. «В свое время я переболел народничеством, — говорил Андреев, — но жизнь убедила: революционные преобразования без социал-демократии немыслимы. — И тут же спросил у Павла: — Вам фамилия Ульянов о чем-нибудь говорит?» — «Да, я хорошо помню, Александра Ульянова, казненного по делу покушения на Александра Третьего, я жил в ту пору в Петербурге». — «Я о брате его, Владимире, спрашиваю, — уточнил Андреев. — По приезде на Волгу я оказался в Казани в кружке Николая Федосеева, где в обсуждении рефератов участвовал молодой студент. Его выступление поразило меня глубиной мысли, логичностью и знанием экономической и политической жизни России. Примеры убедительные, конкретные. Спросил у присутствующих, говорят — Ульянов Владимир. Отчислен из Казанского университета… Вскоре я переехал в Саратов и Ульянова больше не встречал. А недавно узнал, что он проживает в Петербурге и издал книгу против народников…»
Два года, как переехал Точисский из Саратова в Москву, и из них тринадцать месяцев в тюрьме, в сырой и холодной одиночке. По утрам долгая гимнастика, затем короткая прогулка под зорким доглядом стражников. Если не выводили во двор, то шагал по камере. Павел попросил жену принести «Историю государства Российского» Карамзина. В поздний час, когда сгущались сумерки и нельзя было читать, строк не видно, он декламировал со «хранившиеся в памяти стихи.
Иногда из соседней камеры в стену выстукивали тюремной азбукой. Новенький называл свою фамилию, совсем незнакомую для Точисского. Костяшкой согнутого пальца Павел отбивал ответ.
Еще до того, как Точисский попал в московскую тюрьму, в Минске в марте девяносто восьмого года состоялся первый съезд Российской социал-демократической партии. Тогда же, в марте, был составлен «Манифест Российской социал-демократической партии». Манифест определял историческую роль, которую российский пролетариат призван выполнить под руководством своей партии в борьбе за завоевание политической свободы как необходимого этапа на пути к социализму. Но съезд не принял ни программы, ни устава. Вскоре стало известно: полиция арестовала пятерых из девяти делегатов съезда. В социал-демократии произошел раскол. Часть социал-демократов, тяготеющих к экономической борьбе, отрицая борьбу политическую, занялись ревизией марксизма. Они распространяли в организациях принятый ими программный документ «Кредо». Сторонники этого направления крикливо доказывали, что существует теоретический и практический марксизм, что политическая борьба пролетариата исчерпала себя и наступает пора более энергичного ведения экономической борьбы, упрочения экономических организаций.
На собраниях «интеллигентных пропагандистов» Аким и другие революционные марксисты обвиняли сторонников нового направления в отходе от марксизма, в предательстве лучших традиций революционной социал-демократии.