— Мыслимо ли, — говорил Сергеев, — утверждать: Россия-де не имеет условий для политической борьбы, а русские рабочие в отличие от западных пролетариев не имеют организационного духа?
Саше удалось принести в тюрьму между страницами книги тоненький оттиск «Протеста российских социал-демократов» с резкой критикой нового «экономического» направления.
На свидании с Павлом Саша шепнула:
— Автор «Протеста» — Владимир Ульянов…
Шаги в коридоре и бряцание ключей, скрежет замка в соседней камере и голоса. Вероятно, кого-то повели на допрос…
Мысль снова вернулась к «Протесту российских социал-демократов». Владимир Ульянов решительно заявлял: всякая попытка столкнуть рабочих с пути политической борьбы, повернуть на путь экономической несет опасность революционному рабочему движению и важнейшая задача социал-демократов — создать самостоятельную политическую рабочую партию, цель которой — взятие политической власти пролетариатом для организации социалистического общества…
Точисский пятерней взъерошил волосы, откашлялся. Да, именно так, как пишет Ульянов, мыслилась ему деятельность рабочей социал-демократической партии в ту пору, когда создавал «Товарищество санкт-петербургских мастеровых».
И уж никакого доверия и снисхождения сторонникам нового «экономического» направления, никакого с ними мира.
Сегодня снова приходила на свидание Саша, рассказывала о дочурке, улучила момент, сунула записку от Акима. В камере Павел прочитал: «Драка с «экономистами» не утихает. Новонаправленцы тянут в болото…»
Близился к концу 1900 год.
Зима уже в самом начале выдалась в Москве лютая, с метелями и вьюгами, обильными снегопадами и морозами. Ночами ветер, беснуясь, гремел железом крыш, сорванными вывесками, свистел по-разбойному.
Ветер выдул все тепло из тюремных камер, гуляя в длинных мрачных коридорах. Трубы отопления едва теплились. В камере вода в кружке на столике за ночь покрывалась ледяной коркой, а на каменных стенах выступал мучным налетом иней. Под тонким одеялом тело от холода деревенело.
На утренней прогулке мороз обжигал, и заключенные ежились, прятали пальцы в рукава, растирали лицо, уши.
Павел резко похудел, простуженно кашлял. На висках и в бороде прибавилось седины…
То утро, как всегда началось с умывания и уборки камеры. Согреваясь, Павел до блеска вычистил медную сосуду, вытер бетонный пол и думал о предстоящем свидании.
В полдень в дверную форточку заглянул надзиратель:
— Господин Точисский, на выход!
Голос вежливый, такие надзиратели в тюрьме редкость. Он и по коридору вел, не покрикивал. Павел торопился. В зале для свиданий, кутаясь в старенькое пальто, ожидала Саша. Из-под шали, подаренной Ювенали-ем, выбилась прядь волос. Саша держалась молодцом, улыбалась. Они уселись на длинной скамье у стены, а надзиратель стоял рядом и всем своим видом давал понять, что не намерен прислушиваться к их разговору. На свидание отпущено всего десять минут, и разговор получился отрывистым. Саша расспрашивала о здоровье, а он ее о доме и Маше. Чуть слышно шепнула:
— Аким велел передать — Владимир Ульянов возвратился из ссылки и выехал за границу. Готовится выпуск революционной марксистской газеты…
До обидного коротко свидание… Однако для Павла это глоток свежего воздуха. В камере он снова и снова перебирает подробности встречи, вспоминает интонацию Сашиного голоса, прядку волос на ее чистом лбу, думает-передумывает все услышанное.
Проклятая тюрьма! Сиди тут, мерзни, а там такие дола…
Заскрежетал дверной замок, и в камеру, пригнувшись под притолокой, вошел надзиратель с пузатым медным чайником. Налил в кружку кипятку, положил сверху пятикопеечную булку:
— Ужинайте.
Павел приложил ладони к кружке. Железо жгло, но он не замечал этого, приятное тепло разливалось по телу. Надзиратель не уходил, переминался с ноги на ногу.
— Вы о чем-то хотите спросить? — поднял глаза Павел.
— Вопрос имею. Брат мой на металлическом заводе Гужона пятнадцать годов отработал, а на прошлой неделе руку оторвало. Уволили, и никакого пособия. — Надзиратель вздохнул. — Кому жаловаться?
Продолжая держать в ладонях кружку, Павел сказал:
— А всем своим братьям-рабочим и жаловаться да держаться сообща.
— Неуразумею!
— Рабочие должны предъявить владельцу завода требования и, если не удовлетворит, объявить стачку, — пояснил Павел.