Точисский припомнил, с каким радостным возбуждением читал жене газету с сообщением о приезде 3 апреля в Петроград Владимира Ильича. А совсем недавно он, Павел, побывал в Уфе и привез ленинские тезисы и резолюции Седьмой (Апрельской) Всероссийской конференции большевиков… Отныне никаких колебаний, никаких иллюзий… Нет — двоевластию, нот — двум диктатурам — буржуазии и пролетариата, отныне им, большевикам, разъяснять народу, что власть в России должны осуществлять Советы, орган диктатуры пролетариата, и никакой поддержки Временному правительству, органу диктатуры буржуазии… И четкая экономическая программа будущего социалистического строительства…
Для белорецких большевиков резолюции стали большим подспорьем в борьбе за массы. Павел и его товарищи выступали на митингах в цехах, заходили к рабочим домой, читали им резолюции, разъясняли, чего добиваются большевики.
И снова Павел Варфоломеевич принимается за письмо сестре. Он рассказывает ей, что три месяца назад перебрался из Омска в Белорецк. Случилось это совсем неожиданно. Однажды зашел Павел в Омский комитет РСДРП, и председатель познакомил его со средних лет рабочим в короткополом пальто и заячьем треухе. Тот назвался Березиным, в Омске проездом, работал металлургом на Белорецком заводе. Об этом заводе Точисский наслышался еще в молодости, когда работал на заводе под Нижним Тагилом.
Жаловался Березин, что у них на весь поселок большевиков раз-два и обчелся, зато эсеров засилье полное — и в дирекции завода, и в Совете. Председатель Омского комитета только сокрушенно головой покачал:
— Чем тебе помочь, товарищ, ума не приложу, сами трудно живем.
В тот день Точисский ничего не сказал Березину. Посоветовался дома с Сашей, потом поговорил в комитете РСДРП. С Павлом согласились: нельзя отдавать рабочих целого округа эсерам. Так и оказались Точисские в Белорецке.
Писал Павел Варфоломеевич сестре Марии, что округ их огромный, в нем несколько железоделательных и чугунолитейных заводов, а работы здесь для большевиков непочатый край…
«А знаешь, Мария, кто управляющий заводами? Представь, Поленов, тот самый, румяный коротышка, бывший мой однокашник по Екатеринбургской гимназии. Теперь это лысый, обрюзгший человек, с этаким самодовольным лицом. Он узнал меня, хотя более тридцати лет минуло, как расстались. Вспомнили гимназические годы, наш кружок, где приобщались к политике, но, как выяснилось, что я большевик, несколько скис мой друг детства. Оказывается, Поленов — законченный эсер. Ты бы видела, с каким нежеланием он предложил мне заведовать коммерческо-финансовым отделом заводоуправления…»
Точисский отложил ручку, подошел к окну, отсюда хорошо видно отроги старых Уральских гор, поросших лесом, и верхнюю часть поселка. Если посмотреть чуть в сторону, то можно разглядеть дом Воротинцевых, где квартировали Точисские, реку Белую, разделившую поселок на две части, и трактир, где в дни получек шумели подвыпившие мастеровые…
С эсерами приходилось сталкиваться часто. Однажды на митинге во дворе заводоуправления, где присутствовало тысячи полторы рабочих, когда Точисский говорил о том, что война, которую ведет Временное правительство, и после февраля не потеряла своего империалистического характера, потому как власть в стране продолжает оставаться в руках буржуазии и помещиков, на крыльцо вскочил взбешенный Поленов. Резко, чуть ли не истерично он обвинял Точисского и большевиков в измене, заявляя, будто они не имеют Родины и продались вместе с Лениным немцам. На что Павел Варфоломеевич спокойно, твердо, ответил:
— Старые басни, Поленов. У большевиков есть Родина, потому что для них Родина — это прежде всего народ, во имя которого мы выступаем за немедленное прекращение империалистической войны. Эта война нужна господам капиталистам, интересы которых вы, эсеры, начали так усердно защищать.
Проснулся Точисский рано. В своей жизни Павел Варфоломеевич даже не помнил такого утра, когда бы он поднялся позже заводских гудков. Даже служба конторским чиновником не поколебала устоявшейся привычки.
Точисскому нездоровилось. Накануне, после выступления на митинге, простудился, хлебнув холодной ключевой воды. Александра Леонтьевна предложила отлежаться, но Павел наотрез отказался: сегодня заседание комитета, а он, председатель, будет валяться в постели.
Когда вышел на улицу, солнце едва взошло. Яркие лучи заскользили сначала по отрогам гор, перекинулись на поселок. Теплый ветерок, набегавший с юга, играл в кроне деревьев.