— Ты встречался с ним? — спросила Тошико.
Оуэн кивнул.
Они были в прозекторской, Оуэн стоял там, прислонившись к дальней стене.
— Я не мог ничего сказать. Я… я не знал, что сказать. Что, если он здесь из-за меня? И ещё не только это, там было что-то ещё…
— Что?
Оуэн сделал глубокий вдох, выдохнул и покачал головой.
— Это глупо, в самом деле. Я хочу сказать, действительно, в самом деле глупо. Как долго я был врачом? Я всякое видел. Назови что угодно — я это видел. Ко мне поступали люди, практически не похожие на людей вообще, не говоря уж о живых. Ожоги, автокатастрофы, колотые, резаные, огнестрельные ранения. Всё это было.
— О чём ты?
— Это случилось в тот день, — сказал Оуэн. — В тот же самый день. Сначала я разговаривал с Дарреном Лукасом, мальчиком, который попал под машину, потом побеседовал с Майклом, сумасшедшим парнем, который был в 1941 году. Я говорил о Майкле весь день, с другими врачами и медсёстрами. Я почти забыл про Даррена. — Он замолчал. — Ему было всего девять.
Оуэн потёр глаза большим и указательным пальцами и отошёл от стола.
— В тот день у меня была двенадцатичасовая смена, — сказал он. — Мальчик… Даррен… ему пришлось ждать одного из обследований Бог знает сколько, но я несколько раз заглядывал к нему, и мне казалось, что он в порядке. Его родители жутко беспокоились, но я сказал им, что всё будет хорошо. А потом, прямо перед тем, как его собрались отправить на обследование, он умер. Просто ни с того ни с сего.
Оуэн закрыл глаза и покачал головой.
— Это оказался тромб. То, что мы не предусмотрели; не могли предусмотреть. Мне нужно было пойти и сообщить его родителям. Никогда не забуду то, как они смотрели на меня…
Он снова замолчал, вытирая глаза ладонью.
— Даррен Лукас. Забавно, когда у тебя много пациентов, со временем ты забываешь их имена, но я так и не смог забыть имя Даррена. Я забыл про Майкла. За эти годы у меня было больше дюжины других психов; невозможно запомнить их всех. Но теперь он вернулся. Наверно, это моя вина. Должно быть, это что-то, что я сделал, что-то, что я испортил. Он приходил ко мне все предыдущие годы, и теперь он вернулся, здесь, сейчас.
Тошико быстро подошла к нему и обняла. Мгновение, всего одно мгновение они смотрели друг другу в глаза, и никто из них не был полностью уверен в том, что означает это объятие.
Тошико внезапно отстранилась от него.
— Мне жаль, — сказала она. — Но поверь мне, Оуэн. Это не только из-за тебя.
Глава пятая
Фейерверк над рекой Додзима напоминал ей цветы. Огромные горящие цветы — розовые, синие, зелёные. Отец Тошико Сато держал её на руках, пока за их спинами, на самой реке, лодки плыли к точке, где Додзима встречается с Окавой[15], и в каждой лодке сидели десятки людей, все одетые в яркие разноцветные костюмы.
— Улыбнитесь! — сказала мать, и Тошико с отцом сделали радостные лица, глядя в объектив камеры, прежде чем их ослепила вспышка.
Фестиваль Тэндзин был любимым временем года Тошико, она любила его даже больше, чем Фестиваль цветущей вишни или фестиваль Айдзэн. И даже больше, чем парад Мидо-Судзи, а она очень любила парад Мидо-Судзи.
Казалось, что у её отца находится для неё время только во время фестивалей. Это была не его вина, как часто напоминала ей мама. Её отец был очень занятым человеком, у которого была очень важная работа, и ему часто приходилось уезжать далеко, но он никогда не пропускал фестиваль Тэндзин.
Когда лодочная процессия скрылась, родители Тошико повели её обратно по улицам города, держа её за руки. Они остановились у киоска, где отец купил ей мешочек вагаси[16], а потом они спустились на ближайшую станцию метро.
Из-за фестиваля поезд был полным под завязку, и всю дорогу по линии Ёцубаси Тошико окружал лес человеческих ног. Она крепко держалась за ближайший поручень, стараясь не упасть, когда поезд внезапно тормозил на каждой станции. На линии Мидосудзи стало спокойнее, но ей всё равно пришлось сидеть у матери на коленях.
К тому времени, как они добрались до своей остановки, Тошико уснула, и её пришлось нести на руках по лестнице до их квартиры с видом на Минами[17], в южной части города. В ясные дни, которые бывали не так уж часто, из окна был виден весь город, до самого Осакского залива, и отец говорил ей, что иногда можно увидеть даже Кобе[18], хотя она ему не верила.
16
Традиционные японские сладости. При их создании используются натуральные продукты: бобовые (в основном красная фасоль — адзуки, рис, различные виды батата, агар-агар (растительный желатин), каштаны, различные травы и чаи.
18
Город, определённый указом правительства Японии, расположенный на острове Хонсю, административный центр префектуры Хёго. C VIII века Кобе является одним из главных портов Японии и центром международной торговли.