Кромвель тяжело вздохнул и посмотрел на своего собеседника.
— Нельсон-Стенли остался в Арктике ещё на три месяца. Мы не могли оставить это там на такой долгий срок. Не так близко к русским территориям. Если Лондону можно доверять, то эти чёртовы красные уже искали это, хотя то, как они могли об этом узнать, всего лишь догадка. Это, скорее всего, этот ублюдок Филби или кто-то из его команды. Неосторожные разговоры и всё такое.
— Вы правы, мистер Кромвель. Вы правы. — Валентин снова шмыгнул носом и снова вытер его ладонью. — Так оно большое?
— Большое? — сказал Кромвель, хихикая. — Как мне сказали, размером примерно с футбольный мяч.
— Футбольный мяч? — переспросил Валентин. — Такой корабль — для чего-то размером с футбольный мяч?
— Совершенно верно, мистер Валентин, совершенно верно. Вы знаете, что они говорят. Размер не имеет значения…
Валентин улыбнулся, но лишь правой стороной лица.
Ящик теперь был всего в двадцати футах от края пристани — его спускали на толстой пеньковой верёвке. На палубе «Facklaträfat» один из членов экипажа кричал оператору крана:
— Sakta! Sakta[3]!
— Вы что-нибудь слышите? — спросил Фрэнк.
— Ага, — сказал Уилф. — Кто-то говорит по-шведски.
Фрэнк недовольно покачал головой.
— Нет, не это, чёртов ты идиот. Что-то в ящике.
Уилф приблизил одно ухо к ящику и нахмурился.
— Нет, Фрэнк, не слышу.
— Слушай. Послушай минуту. Ты слышишь?
Майкл последовал примеру Уилфа и наклонил голову, так что одно ухо оказалось направлено на ящик. Фрэнк был прав. Он слышал что-то. Странный, пульсирующий звук; знакомый и в то же время не похожий на что-либо, слышанное им ранее.
— Да, — сказал Майкл. — Я слышу.
— Я тоже, — сказал Хассан.
Теперь ящик опустился ниже, достаточно низко, чтобы Хассан, который был выше остальных, мог дотронуться до него, привстав на цыпочки.
— Трясётся, — сказал он. — Там внутри как будто что-то трясётся.
— Слушай, приятель, — крикнул Фрэнк человеку на палубе. — Что внутри ящика? Что это за шум?
— Jog förstår inte[4], — ответил мужчина, пожав плечами.
— Чудесно, чёрт побери, — сказал Фрэнк. — Они все говорят на тарабарском языке. Нам это очень поможет.
— Это становится громче, — заметил Майкл.
Ящик продолжал спускаться, он был уже всего в нескольких футах над землёй.
— Я по-прежнему ничего не слышу, — сказал Уилф.
— Нет, ладно, и не услышишь, — отозвался Фрэнк. — Ты, чёрт возьми, глухой, потому что твоя жена постоянно тебя пилит.
Остальные засмеялись, и в этот же момент ящик взорвался с ослепительной вспышкой и с такой силой, что её хватило, чтобы заставить судно сильно накрениться на правую сторону.
Майкла отбросило взрывом к краю причала, одна сторона ящика ударила его по лицу, и его отнесло ещё метров на десять, пока он тяжело не упал на землю. Порыв сильного жара вырвался с другой стороны ящика, вонзив обломок дерева в горло Фрэнка и тяжёлый металлический гвоздь в грудь Уилфа. Хассана сдуло с причала к борту корабля. Когда он упал лицом вниз в воду, он был без сознания.
Пока куски горящего дерева и превратившиеся в пепел опилки дождём осыпали пристань, появился ещё один объект, с грохотом упавший на камни: металлическая сфера, размером не больше футбольного мяча, с трещиной на одном боку. Если бы кто-нибудь был в сознании и мог видеть это, он заметил бы тусклое свечение цвета горящей серы и услышал пульсирующий звук, который становился всё тише и тише. Свечение тоже погасло, оставив лишь пустую металлическую раковину.
Спустя мгновение подбежали Кромвель и Валентин. Кромвель запыхался от бега, но Валентин даже почти не вспотел. Вокруг были лишь тела и горящие остатки ящика. На палубе корабля шведская команда ругалась и чертыхалась, но никто их не понимал.
— Бомба? — предположил Валентин. — Русские?
— Не знаю, — сказал Кромвель. — Но нам нужно прибраться здесь и поговорить с командой этого корабля.
Он пересёк причал, направляясь к тусклой металлической сфере, лежавшей среди обломков.
— Они мертвы, — сказал он, глядя на два окровавленных трупа. — Меньше свидетелей.
— Не все, — заметил Валентин.
Кромвель повернулся и увидел, что Валентин приподнимает тяжёлую панель с одного из тел.
— Этот жив.
Валентин убрал панель с тела лежащего без сознания молодого человека и с грохотом отбросил её на землю. На её обугленной поверхности было написано по трафарету всего одно слово.