— Вы со мной заигрываете? — поинтересовался Джек. — Потому что, когда я об этом думаю, мне кажется, что я никогда раньше не спал с русскими. Можете назвать это досадным упущением…
Русский ударил его по голове прикладом своей винтовки.
— Молчать! — заорал он, схватил Джека за волосы и впечатал его лицо в столешницу. Сквозь пелену боли Джек задумался, почему его состояние не освободило его от физического дискомфорта наряду со смертностью. Он вытер нос тыльной стороной ладони и увидел на руке кровь.
Дверь камеры открылась, и вошла Татьяна.
— А, — с улыбкой произнесла она. — Я вижу, что вы уже познакомились с Евгением.
— Я и не знал, что это должно стать групповухой, — сказал Джек, и Евгений снова ударил его головой о стол.
— Евгений хороший человек, — сказала Татьяна. — Хороший человек, но… Что это за слово? Yevgeny, kak pa-Angleeski "izmenchiviy"?[60]
— Изменчивый, — подсказал Евгений, косясь на Джека.
— Изменчивый, — повторила Татьяна. — Он хороший человек, но изменчивый.
— Майкл, — сказал Валентин, мягко улыбаясь и садясь за стол. — Для нас прошло четырнадцать лет, но для тебя, похоже, и вовсе ничего. Ты сменил одежду, но ты по-прежнему маленький мальчик, потерявшийся в большом враждебном мире.
— Что вы здесь делаете? — спросил Майкл. — И где тот, второй? Где Кромвель?
Валентин вздрогнул.
— Да, — сказал он. — Боюсь, что у нас появились кое-какие разногласия относительно дальнейшего направления нашей деятельности. Потом я получил предложение получше. Кто бы мог подумать? Перераспределение богатства и всего остального, и всё равно наши друзья из Москвы могут платить мне больше. Но это проблема, когда переходишь с одной стороны на другую, понимаешь? Вот ты хорошо знал что-то изнутри, но это устаревает, ничто не стоит на месте. Времена меняются, я уверен, ты об этом знаешь. Джек Харкнесс видел и делал то, что многие из нас едва ли могут себе вообразить, и это кое о чём говорит. Он полезен для нас. Его знания и опыт полезны для нас. Но представь себе моё удивление, когда мне сказали, что ты увязался за ним.
— Но я ничего не знаю, — возразил Майкл. — Я даже не знаю, что со мной происходит.
— Дело не в том, что ты знаешь, — сказал Валентин. — Дело в том, кем ты являешься.
Его снова ударили прикладом винтовки по голове, и на этот раз Джек почувствовал, как кровь течёт по его щеке и подбородку. Евгений привязал его к стулу и продолжал ходить вокруг.
— Торчвуд, — сказал Евгений. — Что ты знаешь о Торчвуде?
— Я же сказал вам, — ответил Джек. — Я ничего не знаю о Торчвуде. Что такое Торчвуд?
— On lozhnee[61], — сказала Татьяна: Он лжёт.
Евгений наклонился к Джеку так, что его рот оказался всего в нескольких дюймах от уха Джека, и тот мог чувствовать его дыхание.
— Расскажи нам, что ты знаешь о Торчвуде. Нам нужны имена. Местоположение.
— Сколько раз повторять? — сказал Джек. — Я не знаю, о чём вы говорите. И если вы таким образом пытаетесь меня домогаться, поверьте, приятель, вы выбрали неправильный путь.
Евгений засмеялся и обхватил рукой горло Джека.
— Тебе это нравится? — поинтересовался он. — Тебе нравится, когда я играю жёстко, а?
Его хватка усилилась, и Джек почувствовал, как кровь приливает к его лицу. Он посмотрел в глаза Евгению.
— О да, — прохрипел он. — Мне нравится. Крепче, крошка, крепче…
Евгений бросил быстрый взгляд на Татьяну, которая стояла в тёмном углу комнаты, с холодной отстранённостью наблюдая за происходящим. Она кивнула, и Евгений сжал горло Джека ещё крепче. У Джека закружилась голова, перед глазами заплясали разноцветные огни.
— Тебе достаточно? — спросил Евгений. — Я не хочу сломать тебе шею, чтобы ты не смог говорить, а? Так что, хватит?
Джек покачал головой, насколько мог, и выдавил усмешку, превозмогая боль, которая стала почти невыносимой. Он чувствовал, что теряет сознание.
— Думаю, ты можешь продолжать, — сказал он. — Продолжай… Я знаю, что ты хочешь…
Глаза Евгения налились гневом, и он обхватил горло Джека обеими руками, сжимая крепче и крепче, пока кончики его больших пальцев не налились кровью.
Когда мир начал погружаться в темноту, Джек подумал о Майкле, о том, что с ним могут делать в соседней комнате, а затем он ощутил это снова — весь этот знакомый всплеск и холодные объятия пустоты.