— Что такое круассаны?
— Именно.
Джек поставил пакет на стол и, когда Майкл встал, Джек прижал его к себе и поцеловал.
Майкл вздрогнул.
— Ты в порядке? — спросил Джек.
— Да, — ответил Майкл. — Конечно. Я просто… Это просто…
Джек кивнул.
— Понимаю, — сказал он. — Это утро после… и сейчас ты чувствуешь…
— Нет, не так. Я просто не… я имею в виду… Раньше.
— В самом деле?
Майкл кивнул и присел на край кровати, чтобы обуться. Он всё ещё выглядел озадаченным, и ему как будто было неловко.
— Никогда, — сказал он.
— Извини, — сказал Джек.
Майкл посмотрел на него и улыбнулся.
— Не нужно извиняться. — Он замолчал, завязывая шнурки, и издал короткий вздох. — Итак… Что мы будем делать сегодня?
— Сегодня, — сказал Джек, — я собираюсь задать несколько вопросов. И на этот раз я рассчитываю получить какие-то ответы. Но сначала — завтрак!
Пока Майкл ел, Джек вышел из номера, чтобы воспользоваться находящимся в коридоре телефоном-автоматом. Прислушиваясь, Майкл едва разбирал слова Джека, и лишь изредка ему удавалось собрать услышанное в целые предложения, и ничего из этого он не понимал.
— Я не могу. Нет… Нет. Не нужно беспокоиться из-за того, что я делаю нечто подобное. Вам не нужно об этом заботиться; может быть, тут нет ничего страшного. Я не знаю. Несколько дней. Несколько недель. Что вы имеете в виду? В прошлый раз я проверял, я вам не принадлежу!
Джек с грохотом бросил трубку и вернулся в номер.
— Собирайся, — сказал он. — Мы уходим.
— Кому ты звонил? — спросил Майкл.
— Никому, — ответил Джек. — Кое-каким друзьям. То есть знакомым. А теперь пойдём…
— Куда мы идём?
— Увидишь.
Двадцать минут спустя они поднимались по ступенькам к музею. Майкл видел его не меньше сотни раз, но всё равно остановился и с благоговением смотрел на дорические колонны и украшенный скульптурами фронтон.
— Я никогда раньше тут не бывал, — сказал он.
— Ты никогда не бывал в музее? — спросил Джек. — В Кардиффском музее? Но ведь ты из Кардиффа.
— Я знаю, — сказал Майкл. — Но мой отец всегда говорил, что это для франтов и педиков. Он говорил, что для нас там ничего нет.
Джек покачал головой.
— Иногда вы, люди, меня просто поражаете, — заметил он. — Всё это богатство знаний, все эти красивые вещи, вся эта история, а вы это отвергаете. Давай. Пойдём внутрь.
— Но зачем мы сюда пришли? — спросил Майкл. — Я хочу сказать, это красивое здание и всё такое, но… Сейчас? Когда всё… всё это происходит?
— А, да, — сказал Джек. — Наши жизни подхвачены течением. Не могу придумать лучшего времени, чтобы посмотреть на красивые вещи.
Они прошли через большие двери в музей и приблизились к лестнице, в центре которой была установлена тёмная статуя юного обнажённого мальчика, поднимавшего в воздух что-то похожее на женскую голову.
— Что это? — спросил Майкл.
— Это, — ответил Джек, — Персей. Ты когда-нибудь слышал о Медузе?
Майкл покачал головой.
— В греческой мифологии она была одной из Горгон. Чудовище со змеями вместо волос. Она могла превращать людей в камни одним взглядом.
— Но ведь не все чудовища выдуманные, правда? — спросил Майкл.
Джек посмотрел на него и покачал головой.
— Нет. Не все.
— А что с моими чудовищами? Что, если они снова придут за мной?
— Ну, — с ухмылкой сказал Джек, — на этот раз им придётся иметь дело со мной, не так ли?
Майкл засмеялся.
— Что смешного? — поинтересовался Джек, по-прежнему улыбаясь. — Ты ещё узнаешь, что я крепкий орешек, когда дело доходит до борьбы с чудовищами.
— Я не о том, — сказал Майкл. — Просто в прошлый раз ты сказал в точности то же самое.
Джек нахмурился, но спустя мгновение понял и осознал, что уже знает слишком много.
— Пойдём! — сказал он. — За мной!
Он широким шагом направился вверх по лестнице, прошёл мимо скульптуры, к верхним галереям музея, и Майкл последовал за ним.
— Но к чему такая спешка? — спросил Майкл и затем, с лёгким презрением, добавил: — Ты говорил, что мы пришли сюда просто для того, чтобы посмотреть на красивые вещи.
— Это правда, — сказал Джек. — Но я ещё сказал, что у меня есть вопросы, которые требуют ответов. Кто сказал, что мы не можем делать и то, и другое?
Они проходили галерею за галереей, мимо толп туристов и школьников, которые слушали чопорных экскурсоводов, и Майкл смотрел на картины и думал о том, придёт ли когда-нибудь день, когда все они исчезнут навсегда; сгорят или будут погребены под завалами, как картины, украшавшие его дом, когда он был ребёнком. Некоторым из картин, как сказал ему Джек, было несколько сотен лет; они пережили войны и болезни; но определённо что-то такое тонкое, как холст, не может сохраниться навеки.
Когда он сказал об этом Джеку, тот ощутил внезапный укол грусти. Майкл был прав. Джек начинал понимать, что у него есть очень хороший шанс пережить каждую картину из этого музея.
Они миновали ещё несколько галерей побольше, когда Джек сказал:
— Он здесь.
— Кто? — спросил Майкл.
— Сэм, — ответил Джек, показывая рукой на старика с седой бородой.
— А кто такой Сэм?
— Он много знает, — сказал Джек. — Вроде как голова…
— Как голова и ноги?
Джек засмеялся.
— Нет. Как мудрец. Волхв. Он мой друг, или, по крайней мере, один из самых близких мне людей.
Майкл посмотрел на старика и нахмурился. Он не казался каким-то особенным. На самом деле, он даже больше смахивал на бродягу, когда сидел на одном из кожаных диванов, опустив плечи, и его руки покоились на набалдашнике деревянной трости, а у ног стояла потрёпанная сумка.
Увидев Джека, старик расплылся в почти беззубой улыбке.
— Джек! — воскликнул он.
Джек провёл Майкла через галерею туда, где сидел Сэм.
— Сэм, это…
— Майкл, — сказал Сэм. — Я не буду вставать, если вы не против. Старые кости. Я уже не могу слишком часто вставать и садиться.
У него был очень глубокий голос, напоминавший мягкое рычание, какое, подумалось Майклу, мог бы издавать стареющий лев, если бы умел говорить.
— Давно не виделись, — сказал Джек. — Как ты?
— О, так себе, — ответил Сэм. — Ты знаешь, каково это. Мы не молодеем. Чем обязан такому удовольствию?