Конечно, он не боялся смерти, но это его ничуть не утешало. Джек обнаружил, что на свете есть вещи куда хуже смерти, и куда более ужасные вещи, которые можно было сделать с Джеком вместо того, чтобы убить его. Его всегда мучило то, что враги могли использовать его в своих целях, и иногда он ловил себя на праздных мыслях о том, как ужасно должно быть обнаружить себя на дне океана с залитыми в цемент ногами или в глыбе льда в пустошах Арктики. Разумеется, он бы умирал, снова и снова, но его наказание было бы сродни тому, которое получил Прометей, прикованный к скале и навеки обречённый на то, чтобы его потрошил орёл — чтобы каждое утро просыпаться и опять страдать. Он видел смерть вблизи и сомневался, что за ней было что-то ещё; любое наказание для Джека могло оказаться бесконечным. Конечно, он никогда никому об этом не говорил, но Джек боялся.
Комната Майкла была такой же пустой, и первые несколько мгновений в ней он провёл сидя на полу, обхватив голову руками. Он уже не чувствовал отчаяния; большую часть всего этого он израсходовал за последние несколько дней. Всё, что у него осталось — боль и грусть. Закрыв глаза, он видел только танцзал и его залитый кровью пол, на котором лежали изрешечённые пулями тела. Он не сталкивался со смертью так близко с тех пор, как умер его отец. Его воспоминания о взрыве в порту были туманными; он почти ничего не видел, кроме вспышки света; но на этот раз, в танцзале, была кровь. Очень много крови.
Дверь его камеры открылась, и вошла Татьяна с двумя охранниками.
— Встать, — сказала она, и её хриплый голос эхом разнёсся по комнате. — Я сказала встать и сесть за стол.
Майкл встал и подчинился приказу, боялась посмотреть на Татьяну. В ней была ужасающая комбинация красоты и злобы с налётом сардонического интереса; она была и обольстительной, и смертельно опасной.
— У нас есть друг, — сказала Татьяна, — который хотел бы поговорить с тобой.
Майкл выглянул через открытую дверь в коридор и увидел высокую, угловатую фигуру, выходящую из тени.
Это был Валентин.
— Что с тобой делать, а? — сказал один из русских, кружа вокруг Джека, словно стервятник, и его винтовка постоянно была направлена на голову пленника.
— Они говорят, что ты можешь жить вечно. Это правда, америкашка? Это правда, что ты не можешь умереть?
Джек ничего не ответил.
— Я бы хотел это проверить, — сказал русский. — Я могу выстрелить тебе в голову прямо сейчас и проверить. Конечно, Татьяна никогда мне этого не позволит. Ты нам нужен.
— Зачем? — спросил Джек.
— Они говорят, что ты особенный, — ответил русский. — Они говорят, что ты не такой, как все. Они говорят, что ты бывал во многих, многих местах и живёшь очень долго. Есть вещи, которые ты должен знать и которые могут быть очень полезны для нашей страны. Нет?
— Я не знаю, о чём вы говорите.
Русский засмеялся.
— О, но мы даже ещё не спросили, что ты знаешь. Ты что, говоришь, что не знаешь ничего? Ни о чём? Я в этом сильно сомневаюсь. Но кто знает? Может быть, мы зря тратим время здесь. Может быть, всё, что они о тебе говорят, — ложь? Может быть, я должен выстрелить в твою милую маленькую головку.
— Вы со мной заигрываете? — поинтересовался Джек. — Потому что, когда я об этом думаю, мне кажется, что я никогда раньше не спал с русскими. Можете назвать это досадным упущением…
Русский ударил его по голове прикладом своей винтовки.
— Молчать! — заорал он, схватил Джека за волосы и впечатал его лицо в столешницу. Сквозь пелену боли Джек задумался, почему его состояние не освободило его от физического дискомфорта наряду со смертностью. Он вытер нос тыльной стороной ладони и увидел на руке кровь.
Дверь камеры открылась, и вошла Татьяна.
— А, — с улыбкой произнесла она. — Я вижу, что вы уже познакомились с Евгением.
— Я и не знал, что это должно стать групповухой, — сказал Джек, и Евгений снова ударил его головой о стол.
— Евгений хороший человек, — сказала Татьяна. — Хороший человек, но… Что это за слово? Yevgeny, kak pa-Angleeski "izmenchiviy"?[60]
— Изменчивый, — подсказал Евгений, косясь на Джека.
— Изменчивый, — повторила Татьяна. — Он хороший человек, но изменчивый.
— Майкл, — сказал Валентин, мягко улыбаясь и садясь за стол. — Для нас прошло четырнадцать лет, но для тебя, похоже, и вовсе ничего. Ты сменил одежду, но ты по-прежнему маленький мальчик, потерявшийся в большом враждебном мире.
— Что вы здесь делаете? — спросил Майкл. — И где тот, второй? Где Кромвель?
Валентин вздрогнул.
— Да, — сказал он. — Боюсь, что у нас появились кое-какие разногласия относительно дальнейшего направления нашей деятельности. Потом я получил предложение получше. Кто бы мог подумать? Перераспределение богатства и всего остального, и всё равно наши друзья из Москвы могут платить мне больше. Но это проблема, когда переходишь с одной стороны на другую, понимаешь? Вот ты хорошо знал что-то изнутри, но это устаревает, ничто не стоит на месте. Времена меняются, я уверен, ты об этом знаешь. Джек Харкнесс видел и делал то, что многие из нас едва ли могут себе вообразить, и это кое о чём говорит. Он полезен для нас. Его знания и опыт полезны для нас. Но представь себе моё удивление, когда мне сказали, что ты увязался за ним.
— Но я ничего не знаю, — возразил Майкл. — Я даже не знаю, что со мной происходит.
— Дело не в том, что ты знаешь, — сказал Валентин. — Дело в том, кем ты являешься.
Его снова ударили прикладом винтовки по голове, и на этот раз Джек почувствовал, как кровь течёт по его щеке и подбородку. Евгений привязал его к стулу и продолжал ходить вокруг.
— Торчвуд, — сказал Евгений. — Что ты знаешь о Торчвуде?
— Я же сказал вам, — ответил Джек. — Я ничего не знаю о Торчвуде. Что такое Торчвуд?
— On lozhnee[61], — сказала Татьяна: Он лжёт.
Евгений наклонился к Джеку так, что его рот оказался всего в нескольких дюймах от уха Джека, и тот мог чувствовать его дыхание.
— Расскажи нам, что ты знаешь о Торчвуде. Нам нужны имена. Местоположение.