– Давайте, – удивленно согласилась Соня, подумав про себя, что так её еще нигде не встречали, и ни один мужчина, можно сказать, с первых минут встречи не предлагал ей ничего подобного.
Он снял со стены две шпаги и предложил ей одну на выбор. Соня взвесила обе в руке и выбрала ту, что полегче. Понятное дело, она брала уроки фехтования у мсье Жуо, во Франции, и он вроде её хвалил… А кстати, неужели их лодку развернуло таким образом, что они опять приплыли во Францию? Как ни глупо прозвучит её вопрос, но пока она не выяснит его, ни о чем другом думать не сможет.
– Скажите, – осторожно проговорила Соня, – а это какая страна?
Арно де Мулен, уже вставший в позицию, изумленно взглянул на неё, но всё же ответил:
– Испания.
Глава пятая
Арно де Мулен без предупреждения сделал выпад. То ли хотел отвлечь гостью от мрачных мыслей – хотя он же не мог знать, что мысли именно мрачные, – то ли решил, что раз уж они стали фехтовать, не стоит отвлекаться.
Что и говорить, рыцарь этот был совсем не из романов, в которых подлинные рыцари поклонялись Прекрасной Даме. Он поклонялся чему-то другому, но чему, она не знала. Разве что, учитывая скромность его одеяния… Может, де Мулен – какой-нибудь иезуит на покое? Она вроде слышала, что папа их орден разогнал… когда-то.
Насколько, оказывается, Софья Астахова невежественна. Она ничего не знает. Перед отплытием в Испанию могла бы поинтересоваться, какие там порядки и обычаи. Тогда она хотя бы приблизительно могла сказать, что это за местность, и кто такие рыцари в чёрном, которые на левой стороне груди носят полотняный восьмиконечный крест.
Впрочем, чего уж так себя хаять. Если на то пошло, кое-чём они с Жаном поинтересовались.
Оказалось, у него есть карта Европы, вышитая гладью какой-то золотошвейкой. Когда Соня увидела это произведение искусства, она не могла оторвать от него глаз.
Этот удивительный труд многих дней и ночей чьих-то умелых рук, впрочем, воспринимался Жаном без особого к нему уважения. Он расстелил вышитое творение на ковре, и они с Соней, увлекшись, ползали по нему как дети, рассматривая свой предполагаемый путь из Марселя в Барселону.
Мари, зачем-то вошедшая в комнату, так и не задала свой вопрос. Она вначале присела у карты, а потом, так же, как и они, стала ползать по полу подле её края и шептать вполголоса удивительно звучные и красивые названия населенных пунктов: Картахена, Валенсия, Вила-Реал…
Её эти названия тоже завораживали. Тоже! Соня с некоторых пор стала отмечать, что простолюдинов, оказывается, могут интересовать те же вещи, что и аристократов…
Опля! Она чуть не пропустила мастерский удар рыцаря Арно. Но у неё самой, оказывается, уже имелась кое-какая школа. Когда-то так же наступал на неё Патрик Йорк, но Соня ещё так мало умела, что смертельно испугалась: вот сейчас он её убьёт! Теперь же для этого мсье де Мулену придётся изрядно попотеть.
– Хозяин! – раздался возмущённый голос Жюстена.
Они оба, увлекшись фехтованием, не заметили, как он вошёл. И теперь с осуждением смотрел на Арно де Мулена. А Соне показалось, что слуга рыцаря тих и покорен. Но вот стоило ему всего лишь покачать головой, как сеньор рыцарь смутился, словно ребенок, пойманный за кражей яблок в соседском саду.
– В самом деле, дочь моя, – виновато склонил перед ней голову де Мулен. – Жюстен прав, бес меня попутал. Бес хвастовства. И скуки воина, чей дом затерян в глуши и кого никогда не посещают бывшие друзья-рыцари и вообще люди, чьё ремесло – воевать за святой католический крест… Но пора к столу. Мы просим вас, Софи, разделить нашу скромную трапезу, во время которой надеемся услышать удивительную историю, которая наверняка захватит воображение всякого, кому доведется её узнать. Не правда ли, Жюстен?
В голосе старого воина прозвучали заискивающие нотки.
– Правда, господин, – согласно склонил голову тот, продолжая расставлять на столе закуски, которые трудно было назвать скромной трапезой – при виде них у проголодавшейся Сони потекли слюнки.
– Разрешите мне сперва умыться, а то я так пропиталась солью, что вся моя кожа готова растрескаться, как земля после дождя, – взмолилась Соня.
– В самом деле, глупый я кречет, – опечалился Арно де Мулен, – раскукарекался и не подумал, что женщина постучала в мою дверь вовсе не из желания послушать мои глупые речи или тешить мою истосковавшуюся по клинку руку…