– Позвольте, я провожу вас в дом, – предложил он, подходя. И обратился к Соне, безошибочно определяя в ней главное лицо: – Все-таки я достаточно изучил ваш дом и могу предложить усталым путникам всё, что они пока здесь найти не смогут… Я понимаю, вы устали с дороги, вам не до того, чтобы уделять внимание постороннему человеку… но кто ещё сможет о вас позаботиться, не слишком утруждая собственной персоной?..
Соня подумала, что и художник, наверное, как Жан Шастейль, разбогател совсем недавно, потому что речь у него не блистала изяществом, он, похоже, копировал кого-то. Но готовность услужить, не позволила Соне отвергнуть его помощь.
– Если вас не затруднит, – скромно ответила она.
Художник просиял:
– Пабло Риччи всегда к вашим услугам, прекрасная сеньора! – Он пошёл к своему дому, крича на ходу: – Бенито, иди сюда немедленно, куда ты запропастился, ленивый бездельник!
Соня с усмешкой оглянулась на Мари, и та, поняв, что хозяйка кивает ей на живую иллюстрацию её же недавнего поведения, смущенно потупилась. Что поделаешь, не хватает ей пока лоска, чтобы прислуживать такой знатной госпоже, как хозяйка.
Жан Шастейль, не обращая внимания на разыгрывавшуюся перед домом сцену, поспешил к дверям, чтобы открыть замок.
Леонид Разумовский стоял позади всех и переминался с ноги на ногу.
– Ты же босой! – всполошилась Соня. – Еще не хватало заболеть после столь успешного освобождения и перенесенных страданий.
В доме не было никакой мебели, и Соня тщетно оглядывалась вокруг в надежде обнаружить хоть какой‑нибудь стул, чтобы рухнуть на него, такую вдруг почувствовала усталость.
И в этот момент снаружи раздался шум, стук, что-то несли, проталкивали, задевая о косяк двери. Не успели путешественники оглянуться, как посреди самой большой комнаты на первом этаже возникли стол, стулья, ещё двое слуг несли обитую парчой кушетку. Толстая темнокожая служанка втащила корзину, полную еды.
– Что это такое? – Соня в недоумении оглянулась на Жана.
Тот усмехался, не делая и попытки вмешаться в царившую вокруг суматоху. Мари, повинуясь незаметному знаку, которым Жан дал ей разрешение уйти – госпожа всё ещё не пришла в себя, – удалилась в сторону кухни. Теперь она должна была за всем проследить, раз, кроме неё, у княжны нет пока других слуг.
– Бесполезно. – Шастейль махнул рукой, пододвигая Соне стул. – Пытаться остановить эту суету так же невозможно, как прекратить извержение вулкана. Наш сосед Пабло – человек южный и, как всякий южанин, на взгляд северянина, не знает меры в проявлении своих чувств. Он сильно скучает здесь, в своем особняке. Вокруг живут люди богатые и знатные. Они не торопятся признавать выскочку, разбогатевшего в один момент. Модный художник – это ещё не аристократ. А тут кстати приехали мы. Согласитесь, нам вовсе не помешает чья-то забота, пусть и такая лавинообразная… Садитесь, Леонид, не стойте… Сейчас я распоряжусь, чтобы вам подали горячего вина.
– У нас есть и вино? – спросила Соня.
– По крайней мере одна бутылка выглядывала из корзины такой колоритной темнокожей служанки.
Он подмигнул Соне и Леониду и оставил их одних, если не считать слуг, которые все ещё продолжали вносить какую-то мебель и расставлять ее по углам.
Глава двенадцатая
Несмотря на шум и суету, которую производили не столько слуги, сколько сам художник, особняк постепенно заполнялся мебелью и теплом. Уже затопили камин, и дрова весело потрескивали в нём. На столе появилась скатерть, посредине которой водрузили канделябр с семью свечами.
– Простите, ваше сиятельство, – обратился к Соне Пабло Риччи, – а позволено ли мне будет узнать, кто этот мужчина, который до сих пор кутается в плащ и при этом бос и небрит?
Соня поневоле напряглась, но потом мысленно одернула себя. Сеньор Пабло принимает такое живое участие в устройстве своих соседей с возможным комфортом, что можно вполне извинить его любопытство и свойственный художникам острый глаз: в момент разглядел все подробности.
– Это мой соотечественник, Леонид Разумовский, граф и офицер лейб-гвардии, которого мы сегодня освободили из рабства…
– О Мадонна! – воскликнул потрясённый Пабло. – Я чувствовал, я знал, что с покупкой особняка русской сеньорой у меня начнется очень интересная жизнь!.. Вы не расскажете, как граф попал в рабство? И что это за рабство, в каковое может попасть такой аристократ?
– Он плавал на галере.
– Надо же, плавал на галере! – повторил художник и взглянул на закутанную фигуру Разумовского чуть ли не с обожанием. – А мне все, что на роду написано – так это писать портреты богатых дураков…