Выбрать главу

Но одной миски с мозгами мало. Нет масштаба. Две тыщи белых офицеров, что сдавались в плен, велел шашками посечь. Замочил – и в прямом, и в переносном, и в путинском смысле – в озере Божьем местных жителей: с тех пор там табу на отъевшуюся на человечине рыбу. Семьдесят шесть человек – детей и старух включительно – лично расстрелял из пулемета: поставил в шеренгу и выкосил. (Цифра 76 – еще одна деталь, работающая на достоверность. Вот 100 человек – это сомнительно, а 76 – вроде достоверно. Но лично я бы написал – 73. Это более оптимально. Или же 69. Можно и 81.)

Есть даже цитата самого Сталина (тут Солоухин честно говорит: «цитату приписывают Сталину»), который, вроде бы сказал, подивившись делам кровавого юнца: «Мы-то его простим, но простят ли его хакасы?» Создается впечатление, что в 1922 году звериные выходки чоновца Аркадия Голикова получили всероссийский резонанс. Мелкий бес просил прощения, а Диавол с оглядкой грехи отпустил…

Но в 1922 году Сталин, только что занявший тогда еще сравнительно скромную должность генерального секретаря РКПб, не был уполномочен карать или миловать жестокого комбата из Енисейской губернии и произносить исторические фразы.

С «правдой» о Гайдаре есть одна серьезная закавыка. Нет ни одного документа, свидетельствующего о вырубке реликтовых офицеров, о пулеметных забавах и ледовом побоище на озере Божьем… Для серьезного исследования отсутствие материалов – проблема.

На это у новых гайдароведов имелся выверенный ответ – документы того страшного времени просто не сохранились. Поэтому зверства приходилось реконструировать своими силами – на свой вкус.

Как же не сохранились документы?

Вот они, в архиве. Каждый чих Гайдара зафиксирован. Куда поехал, что приказал – весь Гайдар как на ладони. Он действительно был под колпаком у ГПУ. Были доносы, его проверяли, допрашивали. И за все время расследования не поступило на восемнадцатилетнего комбата ни одной жалобы от местного населения, а уж, наверное, не упустили бы возможности составить бумагу и поквитаться с убийцей.

Гайдар, конечно же, свирепствует. Но исключительно в виртуальном пространстве психиатрического гайдароведения.

Уличенное в клевете, оно выкручивается с иезуитской ловкостью.

Спрашивает, глядя в глаза:

– Время было страшное?

Отвечаю: – Не простое…

– Гражданская война – это братоубийственная бла-бла-бла?

Осторожно соглашаюсь:

– Бла-бла-бла…

– Бритвой-то Гайдар себя резал?

Крыть нечем:

– Было дело, резал. Но это ведь…

Облегченно:

– Ну вот, а вы говорите, Гайдар не убивал. Убивал как миленький. Он же чо-но-вец!И как тут не привести характерный абзац из «Судьбы барабанщика»?

«– Юрка, – возразил я, – никакого эскимо я не ел. Это вы ели, а я прямо пошел в темноте и сел на место.

–  Ну вот! – поморщился Юрка. – Я купил на всех шесть штук. Я сидел с краю. Одно взял себе, остальные пять вам передал. Очень хорошо помню: как раз Чарли Чаплин летит в воду, все орут, гогочут, а я сую вам мороженое… Да ты помнишь, как Чарли Чаплин летит в воду?

–  Помню.

–  А помнишь, как только он вылез, веревка дернула – и он опять в воду?

–  И это помню.–  Ну, вот видишь! Сам все помнишь, а говоришь: не ел. Нехорошо, брат!»

Единственные засвидетельствованные мученики, принявшие смерть от гайдаровского пулемета, – это цивилизованные немецкие национал-социалисты, заглянувшие в 1941 году с освободительной миссией в СССР. Прикрывая отступление партизанского отряда в лесу под Каневом, Гайдар положил их не один десяток. Гайдар стрелял, лейтенант М. Тонковид был вторым номером – подавал ленты. Их пулеметный расчет задержал и отбросил отряд из двух сотен.

За подобный подвиг боец обычно получал орден – в начале войны Красную Звезду. В конце, когда награды расточались охотнее, Красного Знамени или орден Славы. А ведь это не один эпизод краткого партизанского периода Гайдара. До этого помог вывести полк из окружения. Отличился в боях под Киевом: на себе вынес из боя комбата И. Н. Прудникова – тоже, по-хорошему, полагается орден; ходил с бойцами в разведку, взял «языка» – еще орден или медаль «За отвагу»…

По совокупности, за один месяц (с 18 сентября, когда остался в окруженном Киеве, до 26 октября, дня гибели) писатель с избытком наработал на звезду Героя Советского Союза…

Лейтенант Тонковид войну пережил. Выжил и полковник Орлов, и комбат Прудников. Лейтенанты Сергей Абрамов и Василий Скрыпник (это их спас Гайдар на железнодорожной насыпи своим окриком: «Ребята, немцы!») тоже прошли всю войну. Все они были с Гайдаром в партизанском отряде под Каневом. Реальные свидетели его героической службы – это вам не мифическая солоухинская бабка с коронным блюдом: мозги сына в деревянной миске.

А единственную боевую награду Гайдар получил аж в 1963 году – посмертный орден Отечественной войны I степени. Тут Советская Родина проявила неожиданную скупость по отношению к погибшему герою.

Француз Экзюпери – летчик-писатель, специалист по «тем, кого приручил» – ушел на фронт, совершал вылет над океаном и не вернулся. Сгинул и стал мировой знаменитостью. Прекрасный романтический образ.Но вот ей-богу, в сравнении с нашим Аркадием Петровичем, французский летчик больше похож на персонажа анекдота, героического митька, который, спасая даму, прыгает за борт лайнера – «и сразу тонет».

7

Рядовой читатель порой неблагодарен, как и любая иная публика. В детстве он тянул в школьном хоре фальшивым дискантом Пахмутову-Добронравова: «Только в борьбе можно счастье найти, Гайдар шагает впереди!», запоем читал «Голубую чашку, «Чука и Гека». А потом вырос, насупил брови и загнусил: «Уби-и-йца…»

Обыватель – натура впечатлительная и традиционная. Его страшит кровавый двойник, восставший из «Соленого озера». Одно дело, был бы просто зольдатом: пиф-паф, ой-ой-ой, на то и война. А тут – Чикатило в углу нервно вертит самокрутки.

Перестроечное время было щедрым на нелюдей. На излете 1980-х гремела история ставропольского Сливко, организатора детского клуба с такой чисто гайдаровской аббревиатурой «Чергид» – через реки, горы и долины. Сливко тоже по-своему любил пионеров.

Слово «маньяк» намертво вошло в повсеместный обиход. Стало привычным, как «инженер» или «предприниматель». Клевета о Гайдаре была крепкой, напористой. Писали «Огонек» и «Литературная газета» – не желтая пресса, а уважаемые солидные издания. Печатному слову по привычке верили. У старшего поколения имелся опыт государственных ревизий – двадцатый съезд и доклад Хрущева о культе личности (показательный доклад, в котором жертвы реабилитировались самой низкопробной клеветой на Сталина).

По швам трещала страна, в перестроечных корчах умирала красная идеология. Буржуазная реставрация мешала с грязью весь советский проект целиком. У новых поколений должно было создаться твердое убеждение, что СССР возводили выродки – примерно такие, как Аркадий Гайдар.

И напрасно бился писатель Борис Камов – единственный на весь бывший Союз знаток жизни Гайдара, автор отличного гайдаровского «ЖЗЛ». Все его вертинские восклицания: «Я не знаю зачем и кому это нужно?» не находили ответа. Неутомимый, дотошный Камов раз за разом находил все клеветнические «серебряные ложки». Да, «ложки» отыскивались, но «осадочек» никуда не девался.

На руку травле был и лютый внучек-экономист Егор Гайдар, пустивший по миру «светлое царство социализма», то самое, за которое воевал и погиб писатель Аркадий Гайдар. Реформы выглядели такими бесчеловечными, что обнищавший гражданин демократической РФ искал генеалогию такого зла – казалось, оно не может взяться на пустом месте. И сразу подоспевало объяснение: у него дед еще как отличился. И тогда все становилось на свои места. Гены! Прирожденные убийцы, один с маузером, другой – с реформой.

Разумеется, кроме читателя-истерички, науськанного Солоухиным, подавал голос и читатель-либерал. Просвещенно абстрагируясь от биографических фактов из жизни автора, он заявлял, что в творчестве Гайдара – местами милом, а местами наивном – сквозит тоталитарная идеология, ныне неприемлемая для страны, сделавшей выбор в пользу демократии.