Как я уже говорил, бессмертие не означает неуязвимости. От всего, что случается с твоим телом, больно, как обычно. Твои ногти столь же чувствительны, как у любого смертного.
Будто нянька, она приглядывала за мной, а он отправился за покупками.
Скорее всего, опустошал их кредитку в хозяйственном.
Опять же, я в этой истории злодей. Знаю. И не пытаюсь себя обелить. Однако изобретательность моих мучителей, их терпение и готовность с головой окунуться в тот абсурд, явно свидетельствовали об извращённых умах.
Если бы они впали в безрассудную ярость и начали пырять меня ножами в грудь, я бы сказал: да, это убитые горем родители, пытаются опровергнуть мои слова. Но людям, которые методично отрезают кому-то палец за пальцем и при этом хихикают (истеричный смех, согласен, но смех всё равно), садистские порывы явно были свойственны задолго до того, как они дали им волю.
Когда кончились пальцы на руках, мучители принялись за ноги.
У меня тогда в голове крутилось: не хочу умирать! Не хочу умирать! Я ведь не знал подействовала ли чёрная магия. Конечно, мошенник вряд ли потребует «тройного убийства девственниц», но заклинание просто могло пропасть втуне.
Из меня вытекло целое море крови.
Да, ещё кое-что о бессмертии: невозможность умереть от потери крови ещё не означает, что ты остаёшься в сознании. Наконец я отключился.
Очнувшись, я увидел все тот же подвал. Крови на полу стало больше. Возможно, не вся моя, но в общем и целом. Мои мучители выглядели ошарашено — оно и понятно. Дошло-таки, что я не врал о своём бессмертии: при такой кровопотере без сверхъестественного вмешательства не выживешь.
Было бы славно, реши они, что человека с даром вечной жизни следует отпустить на свободу. Но… увы.
Эта парочка принялась за мои конечности. Мучители не просто отрубили мне правую руку. Даже не стали спиливать её по суставам. О нет! Они обращались с ней так, словно перед ними буханка хлеба.
Потребовалось много времени, много сил и три разных пилы. Как я уже говорил, родители девочки были не совсем нормальными.
С левой рукой они поступили несколько по-другому. Просто по очереди дубасили по ней гвоздодёром. Ясное дело, полностью оторвать не вышло, но к тому времени, как снова настал черёд пилы, большая часть превратилась в кашу.
Хотите расскажу кое-что совсем шизовое? Они спали по очереди. Ей богу! Спали по очереди, чтобы один мог меня увечить, пока второй отдыхает.
Мучители не проявляли жадности либо спешки. Приступили к туловищу только после того, как от рук и ног совсем ничего не осталось. Кровь уже давно не текла. Опиши мне кто-нибудь похожий сценарий, я бы подумал, что в какой-то момент человек свыкается с болью. Ничего подобного! Каждый новый порез болел ничуть не меньше, хотя, возможно, причина в том, что эта парочка их разнообразила.
Потом они меня подожгли.
Не знаю, почему после этого в них проснулась совесть, но что было, то было. Мать девочки начала плакать, потом и отец к ней присоединился, и они вдвоём, обнявшись, лили слёзы, а я корчился и горел.
Меня не погасили, оставили дожариваться на бетонном полу, пока огонь не потухнет сам собой.
Затем, утерев слёзы, похоронили заживо прямо на заднем дворе.
Девять лет я провел под землей. Девять лет! Я не умер от голода, хотя постоянно балансировал на грани голодной смерти. Не погиб от жажды, хотя вечно хотел пить. Не задохнулся, хотя ежесекундно мечтал о глотке воздуха.
И я не сошел с ума.
Понятия не имею, почему. Вероятно, некий побочный продукт чёрной магии. Вечно я в здравом рассудке. Вечно всё осознаю.
И вот, однажды, меня выкопали десятилетние ребятишки. Тело не сгнило, и вначале они пересрали будь здоров. Чтобы не напугать их ещё больше, я притворился мёртвым, благо это было не трудно, поскольку на мне почти не осталось кожи.
Когда первый страх прошёл, детишки вытащили меня из могилы и отволокли в свой спортивный клуб. Думаю, бывшие владельцы здания съехали. Вряд ли бы они оставили у себя во дворе закопанный живой торс… хотя, кто их знает? Они же не дружили с мозгами.
Я сделался талисманом клуба, Обрубком.
На меня напяливали дурацкие шляпы, метали в меня дротики — в общем, обращались так, словно я не человек. Несколько недель я с этим мирился — всё лучше, чем быть похороненным заживо — но, наконец, оставшись наедине с одним из ребят, попросил о помощи.
Взвизгнув от страха, тот схватился за бейсбольную биту и лупил меня до тех пор, пока не оторвал мне нижнюю челюсть. Говорить я больше не мог.
На следующий день, когда друзья спросили его, что это со мной стало, он лишь невинно хлопал глазами. Боялся, видно: вдруг подумают, что он слышит голоса от Обрубка.