Сильвия Холлидей
Обручальное кольцо
Хочу, чтобы мои дорогие друзья. Лиз и Джон Деннинги, знали: они – желанные гости в подлинном Бергхоуп-Мэнор в Винсли (Брэдфорд-на-Авоне, графство Уилтшир). Я бережно храню память о шумных, полных тепла вечерах у камина в старинной комнате Крэнмера.
Глава 1
Лондон, 1750 год
– Ну и чудачка ты, Пру! Ей-богу, лучше быть шлюхой в Чипсайде,[1] чем каждый день так издеваться над собой!
Пруденс Оллбрайт состроила гримасу своей подруге Бетси, продолжая обматывать вокруг груди широкую муслиновую ленту. Затаив на секунду дыхание, она сделала еще одно усилие и потянула ленту так, что ткань затрещала, а потом завязала концы.
«Жаль, что у меня пышная грудь!» – с досадой подумала девушка, тут же осудив себя за раздражительность: папа был бы ею недоволен. Ведь что Бог ни делает, все к лучшему.
– Бетси, если сегодня вечером разговор в таверне пройдет удачно, я с наслаждением опять надену корсет и красивое платье. Но пока… – Пруденс натянула на себя сорочку и подвязала ее под самым горлом, влезла в нижнюю юбку, а в довершение всего облачилась в ветхое, вылинявшее платье и туго зашнуровала его на груди.
Теперь ее фигурка стала по-мальчишески плоской и худенькой. Завязав на талии старенький фартук, Пру с улыбкой пожала плечами:
– По лондонским докам гораздо безопаснее разгуливать под видом бесполой старухи.
Бетси хмыкнула и протянула руку к скляночке с румянами.
– Может, оно и так, но это занятие неприбыльное. – И она мазнула яркой краской по щекам и в ложбинке между грудями, чтобы придать большую соблазнительность своему весьма скромных размеров бюсту. – Нет, ты только подумай, – вдруг хихикнула она. – Я из сил выбиваюсь, чтобы моя грудь выглядела повнушительнее, а ты, у которой этого добра в избытке, мучаешься, скрывая свои прелести.
Пруденс закрутила длинные темно-рыжие волосы в узел, заколола его на макушке маленьким гребнем и надела парик, с которого свисали седые, засаленные космы. Сверху она водрузила большую грязную шляпу с лентами по бокам, которая почти полностью скрывала ее свежее, юное личико, а потом завязала на груди изодранную косынку.
– Но, Бетси, что еще мне остается делать? – со вздохом сказала Пру.
Бетси фыркнула, показывая, что ее терпение истощилось.
– Клянусь всеми знаменами Тауэра, надень-ка нормальное платье и идем вместе – прогуляемся по улицам! С такой-то мордашкой ты и моргнуть не успеешь, как заработаешь на билет до Виргинии. Это куда лучше, чем строить из себя старую каргу и продавать всякую мелочь, урывая фартинг здесь, фартинг там.
– Господи помилуй! Ты же знаешь, я никогда не смогу стать портовой шлюхой и… – Пруденс запнулась. В целом мире Бетси была ее единственным другом. К кому еще она обратилась бы за помощью, приехав в Лондон? Нет, Пру совсем не хотелось обижать Бетси резкими словами. А кроме того, если верить подруге, то выходит, что ей нравится эта профессия.
Бетси прищелкнула языком.
– О, Пру, ты всегда была скромницей. Еще во времена нашего детства, когда мы жили в Винсли. Ты делала все по правилам, не то что я.
– Ничего подобного! Я тоже безобразничала. И меня не раз запирали одну на маслобойне, чтобы я раскаялась в своем поведении. А иногда мама клала меня на коленку и отхаживала прутиком по заду… Но я старалась не расстраивать папу.
Бетси подмигнула Пру и сказала с усмешкой:
– Ну да, потому-то ты и распевала целыми днями псалмы. А пока ты стояла на коленях в церкви, я украдкой целовалась с деревенскими парнями.
– Меня учили чтить и бояться Господа, – возразила Пруденс. – Разве это плохо? А теперь ты хочешь, чтобы я вмиг все забыла и вышла с тобой на улицу?
– Пресвятая Матерь Божия! Пру, ты рассуждаешь как завзятая девственница.
Пруденс вздрогнула и дотронулась до кольца, подаренного Джеми, чувствуя, как ее щеки вспыхнули от стыда. Буквы «Джи Эй», выгравированные вязью на тусклом золотом ободке, казалось, насмехались над ее надеждами.
– Какую это песню ты, бывало, пела? – ухмыльнулась Бетси и затянула тоненьким сопрано:
– Так и будет! Он на коленях клялся мне в верности. И сказал, что мы обручились пред лицом Господа. Мы уже были бы женаты, если бы Джеми не отозвали на его плантацию в Виргинию.
– Да зачем же твоему распрекрасному лорду Джеми – виконту, как ты утверждаешь, – жениться на деревенской девчонке? Хоть бы и с приданым от деда?!
– Потому что он любит меня! – с жаром ответила Пру.
– А письма, которые ты посылала в Беркшир? Он ведь так и не ответил на них.
– Наверное, Джеми уже уехал в Колонии.[2] И все еще не получил их. – Она вытянула руку, сжатую в кулачок, чтобы Бетси полюбовалась золотым колечком. – Джеми отдал мне свое кольцо. А оно немало" стоит. И сказал, что теперь мы уже как бы женаты.
– Фу! Муж чины всегда платят за благосклонность женщины. Так устроен мир. Подарок – в обмен на твое сокровище. Вот почему лорд Джеми отдал тебе кольцо.
Пруденс вдруг одолели непривычные сомнения. Ведь Бетси гораздо лучше ее знает мужчин. Но Джеми, милый Джеми – он так хорош, и его взор так правдив!..
– Нет, я люблю его! И он меня любит. Джеми обрадуется, узнав, что я не стала ждать его возвращения и отправилась к нему на другой край света, через океан. И он женится на мне. – Пруденс стиснула руки на животе и тут же скорчилась от боли. – Он должен жениться! – Она вздохнула, выпрямилась и с трудом выдавила улыбку: – Ты злючка, Бетси. Того и гляди, я начну сомневаться в моем лорде Джеми. Но чем быстрее я двинусь в путь…
– Тогда заложи свое кольцо, – сухо посоветовала Бетси.
– Сохрани Господи! Кольцо, которое дал мне Джеми? В тот день он поцеловал меня и… – Пру снова залилась румянцем и умолкла.
Ее подруга усмехнулась – лукаво и многозначительно, как опытная женщина.
– Тебе понравилось? Ты никогда не рассказывала мне об этом.
Пруденс отвернулась. Ее лицо горело как маков цвет. Только дважды они с Джеми были близки. Склон холма, мягкий дождичек; все вокруг окутано туманом; овцы, которые тыкались носом в ее ноги… комья грязи, прилипшие к юбке… а потом страх и боль.
– …Его слова и поцелуи были полны искренних обещаний, – пробормотала она.
Бетси крепко ухватила Пруденс за плечи и повернула лицом к себе.
– А все остальное? – спросила она, скептически приподняв брови.
– Я… я очень боялась, что нас кто-нибудь увидит… и конечно же, все это не укрылось от глаз Господа… А второй раз, перед его отъездом… времени было так мало.
Свидание получилось грустным, и Джеми торопился. – Пру сглотнула слезы и вытерла глаза, не в силах признаться, что именно эта часть отношений с Джеми доставляла ей меньше всего удовольствия. Бетси нежно обняла подругу.
– Ах ты, моя милая невинная бедняжка! Как заставить тебя прозреть? Ты все видишь в розовом свете. – Она вздохнула. – Может, и в самом деле лучше тебе зарабатывать деньги прежним способом, хоть на это уйдет много времени. – Бетси подошла к треснувшему зеркалу, стоявшему на камине, чересчур большом для их маленькой, тесной мансарды. – Что касается меня… – Она нахмурилась, рассматривая в зеркале свое отражение. – Господи, да я похожа на привидение. Как будто сейчас Хэллоуин.[3] Надо еще подкраситься. Дай-ка мне скляночку со светло-вишневыми румянами, дорогая.
Пруденс внимательно наблюдала, как подруга портит свое прелестное личико: сначала Бетси намазала щеки кричаще яркой краской, а потом, орудуя кроличьей лапкой, положила сверху густой слой пудры.
Пру подумала, что Бетси слишком красива, чтобы тратить свою юность, общаясь с отбросами общества в лондонских доках. Но возможно, когда-нибудь она узнает, что такое настоящая любовь, и ей повезет, как Пру с Джеми.
– Ты готова наконец? – спросила Бетси, взбила белокурые волосы, распушила юбки под нарядным шелковым платьем и надела на голову кокетливую соломенную шляпку.
3
Ежегодное (31 октября) празднество, своего рода карнавал, с ряжеными, страшными масками и т. п. Назначение Хэллоуина – распугать и рассеять "нечистую силу" в канун Дня Всех Святых.