Выбрать главу

Но как только разговор касался интимных подробностей, связанных с Мартой, Росс тут же замыкался в себе. А Пруденс не хотела злить его своими расспросами. Он редко называл ее Марта – даже при посторонних, – словно это имя доставляло ему нестерпимую боль. Пруденс не возражала: что ж, пусть обращается к ней просто «жена».

С едой дело обстояло куда лучше, чем она предполагала, наслушавшись рассказов моряков, которые частенько захаживали к Бетси. Все офицеры, включая Росса, взяли на борт собственные запасы продовольствия и вина, чтобы дополнить скудный корабельный рацион. А многие держали кур в клетках, которые стояли на главной палубе, в тени баковой надстройки.

Они обедали и ужинали в кают-компании, а раз в неделю угощались за столом капитана. С тех пор как Пруденс попала на корабль, она уже трижды посещала эти пиршества. В присутствии капитана Росс всегда вел себя натянуто, а потом туманно намекал, что от этого человека можно ждать только неприятностей. Но Пруденс пока не видела в поведении капитана ничего предосудительного.

Большую часть дня она проводила в светлой, веселой кают-компании: шила там или читала. Молодые офицеры не давали ей скучать. Они вместе играли в вист и в триктрак,[13] а лейтенант Эллиот научил Пруденс игре в кости. Она часто пела под аккомпанемент его скрипки, но дуэты с Сент-Джоном больше не повторялись. К чему испытывать терпение Росса?

Иногда офицеры флиртовали с ней. Точь-в-точь как деревенские парни, пускающие пыль в глаза местной красавице. Они всячески хвастались, изображали рыцарей перед поединком и на коленях умоляли Пруденс назвать имя ее избранника, окружали знаками внимания и осыпали комплиментами. Но она свято помнила слова отца, который частенько говаривал: «Гордыня ведет к падению», – и не позволяла вскружить себе голову.

Ей уже порядком прискучили неумеренные комплименты Сент-Джона. Пытался он ее соблазнить (как уверял Росс) или нет, но общение с этим щеголем утомляло Пруденс. Он не отличился большим умом и не мог поддержать серьезной беседы. Росс все же разрешил ей (правда, без особой охоты) носить его пряжки, но только потому, что подарок был грошовый и из-за него не стоило затевать ссору.

– Что вы сегодня собираетесь делать? – спросил Росс, покончив с пивом.

Пруденс раздраженно поджала губы.

– Понятия не имею.

Сорочки давно были готовы, она даже сделала на них вышивку. Книги, предложенные Россом, оказались скучными, хотя Пруденс иногда листала их, чтобы убить время. Росс уже сообщил, что сегодня дует штормовой ветер и на верхней палубе будет холодно. Значит, о прогулке нечего и думать. Ей стало не по себе при мысли о том, что опять придется слушать пустую болтовню Сент-Джона. Проведя с ним пару часов в кают-компании, Пруденс всегда радовалась обществу молчаливого Мэннинга.

– Не знаю, – повторила она, с неприятным сознанием, что впереди ее ждет длинный, тоскливый день.

– Чем вы обычно занимались дома, в деревне?

– Пасла дедушкиных овец. Ходила в церковь. Читала.

– Вам нравится читать? Для женщины это редкость.

– Мой папа был деревенским учителем, – сказала Пруденс, – он занимался и со мной.

– А!.. – Росс, казалось, обрадовался. – Может, вы знаете и латынь?

– Да. Немного.

– В таком случае, если хотите, можете мне помочь часок-другой в кубрике. Будете готовить и надписывать лекарства.

– Я и сама думала: не поухаживать ли мне за больными.

– Это не слишком приятное занятие. – Мэннинг нахмурился. – Помните, в прошлый раз…

Пруденс вспыхнула. Перед ее глазами снова встал матрос, страдающий отвратительным недугом, его красные, распухшие гениталии.

– Обещаю… я уйду из кубрика… если меня что-то напугает.

Росс едва удержался от улыбки.

– А вы не упадете в обморок при виде крови?

– Нет, я много раз видела, как повар режет овец. А потом выдирает их внутренности голыми руками. – Она указала на свое простенькое платье и фартук: – И одета я для черной работы.

Росс встал со стула.

– Что ж, идемте.

Они отправились в кубрик. Волны яростно швыряли корабль из стороны в сторону. Шторм разыгрался не на шутку. Возле кубрика, как всегда, толпились матросы, явившиеся к доктору со своими жалобами. Росс открыл дверь. Пруденс кивнула Бэйли в знак приветствия, а тот изумленно воззрился на нее и, забравшись рукой под парик, поскреб бритую голову.

Первым посетителем оказался Гауки. Он пришел в сопровождении Тоби Вэджа. У его друга на верхнем веке сидел огромный ярко-красный ячмень, и глаз почти совсем заплыл.

Вэдж шаркнул ногой, приветствуя Росса, и ткнул пальцем в Гауки:

– Вот, сэр, посмотрите-ка на моего дружка Гауки. Уж неделя прошла, как его гляделка – та, что с правого борта, – распухла, будто рыба-иглобрюх… А он и внимания не обращал. Я ему говорю: «Гауки, пора тебе навестить доктора, клянусь телом Господним». Да ведь он упрям как осел, сэр. И вот до чего себя довел. «Как же ты будешь нести вахту, – спрашиваю я, – если останешься без иллюминатора?» Ну вот мы и пришли. – И он подтолкнул Гауки вперед.

– По-моему, ячмень скоро прорвется, – сказал Росс, осмотрев беднягу. Он черкнул что-то на листке бумаги и отдал его Бэйли. – Отпарь ему веко, чтобы ячмень лопнул, а потом приготовь вот эту мазь.

Пруденс откашлялась.

– Покажи мне, где стоит жаровня, муженек! – Она застенчиво улыбнулась Россу, который вопросительно поднял брови. – Мне эта процедура знакома. Ячмени выскакивают не только у моряков, но и у нас – жителей суши.

Бэйли занялся мазью, а Пруденс разожгла в маленькой жаровне древесный уголь. И когда та достаточно разогрелась, взяла кувшин с водой и стала лить на угли тонкую струйку, велев Гауки наклониться пониже, пока можно будет терпеть жар.

Вэдж все это время болтал без умолку. С его грубого лица не сходило мрачное выражение.

– Так оно и должно было случиться, леди. Понимаете, неделю назад у старины Гауки порвался шнурок на ботинке. Дурная примета. Ну, дружок мой присел, значит, на палубу, чтобы его завязать. А потом возьми да и подними глаза. И кто, как вы думаете, стоит рядом? Капитан Хэкетт, а глаз-то у него черный! Как я услыхал об этом, так и говорю ему: «Плохо тебе придется, Гауки, от этого человека». – И он указал на своего злополучного друга. – И бедняге Вэджу тоже. И вот оно – доказательство, верно?

Простодушие суеверного Тоби вызвало у Пруденс улыбку. Она вылила на угли еще немного воды, чтобы пар продолжал идти. Через несколько минут ячмень лопнул. Гауки довольно ухмыльнулся, потер больной глаз носовым платком, взял мазь и поблагодарил доктора за помощь.

Вслед за ним вошел бледный, истощенный матрос, которого терзала лихорадка. Ему надо было сделать кровопускание. Потом появился пациент с плевритом, харкающий кровью. Росс делал необходимые процедуры, выписывал лекарства или отсылал больных в лазарет, к своему второму помощнику – Ричардсу.

Несколько матросов получили ранения; мальчика – подносчика пороха (во время сражений он должен был снабжать им канониров) мучила сильная простуда.

Один матрос, стонущий от боли, приковылял в кубрик, жалуясь на свой раздутый от водянки живот. Он только скрипел зубами, когда Росс проткнул ему брюшную полость длинным острым зондом и оттуда хлынула водянистая жидкость.

Пруденс исполняла все указания Мэннинга: бинтовала, накладывала мази, помогала Бэйли готовить лекарства. Ей было грустно видеть столько людей, измученных недугами, но вопреки ее ожиданиям сами болезни не вызывали особого отвращения.

Когда из кубрика наконец вышел последний пациент, Росс устало потер затылок и посмотрел на Пруденс с оттенком уважения. Его глаза потеплели.

– А теперь идите в кают-компанию. Вы достаточно потрудились на сегодня.

вернуться

13

Триктрак – настольная игра с костями и фишками, известна с середины XVII в.