— Почему у меня на коленях? Иди к себе в фургон, ложись на одеяла и спи сколько влезет!
— Ты знаешь, что богатые старики всегда окружают себя юными девушками? А почему? Все для того, чтобы пить их жизненную энергию! Вот и я тоже буду пить… Не ерзай! Дыши ровнее! Создай мне нормальную, успокаивающую обстановку для полноценного восстановления!
— А для этого обязательно дышать мне в живот? Щекотно.
Эльф повернулся на спину и задумчиво посмотрел на мой подбородок, отчего по мне забегали мурашки.
— Скажи мне, Мила, давно ли тебе в живот вот так просто, расслабленно и получая от этого удовольствие, дышал мужчина? Неужели ты не скучаешь по этому?
Я долго молчала, всматриваясь в медленно уползающую под колеса дорогу, прежде чем ответить:
— Почему ты так много обо мне знаешь? Ведь я ничего никогда не рассказывала о том, как я жила до того, как поступила на службу. Почему мне кажется, что ты понимаешь меня лучше, чем кто бы то ни было?
— Детка, — произнес Даезаэль покровительственно, — я целитель. Мне положено угадывать, чт о пронырливые пациенты от меня утаивают. А ты к тому же слишком соблазнительно интересная игрушка, чтобы за тобой не наблюдать.
— Игрушка? — переспросила я.
— Ну или ценный экземпляр в мою коллекцию человеческих странностей, выбирай то определение, которое тебе нравится. Дыши ровно! Чего сердце так бьется? Я не собираюсь раскрывать твои тайны никому, наоборот, я буду с удовольствием наблюдать за тем, как они вылезают наружу. То-то посмеюсь!
Мой отец всегда говорил: человек, которого легко раскусить, недостоин того, чтобы с ним продолжать общаться. У каждого в шкафу есть свои скелеты, только у иных они так спрятаны, что и шкаф не найдешь, а у некоторых — створка плохо прикрыта, костлявая рука из нее торчит… Как умудрился целитель добраться до моего шкафа, надежно, казалось бы, похороненного в закоулках памяти, не знаю, но мой строгий родитель вряд ли бы этому порадовался. Впрочем, я мало давала ему поводов для радости…
Я потрясла головой, отгоняя нерадостные мысли. Соберись, Мила Котовенко, купеческая дочь. Лучше не вспоминать о прошлом, а дышать ровно и спокойно, создавая Даезаэлю уютную обстановку.
Уже смеркалось, когда на дорогу из кустов кто-то выпрыгнул. Мне пришлось резко-резко затормозить, и фургон, страшно затрещав и заскрипев, замер в метре от огромного зверя.
Это был не волкодлак, животное магов-перерожденцев ульдонов, и не волк. Зверь больше всего походил на огромную, лохматую, черного окраса собаку с приплюснутой мордой и мощными лапами. Я никогда не слышала о такой породе, да и не могла слышать — у нормальных собак не бывает таких глаз, горящих багровыми угольками.
Я нашарила правой рукой лук, заговоренный против нечисти, но не спешила ничего делать. Мы просто смотрели друг другу в глаза, зверь стоял как вкопанный, и только легкий ветерок ворошил длинную шерсть.
Эльф проснулся, приподнялся, взглянул на дорогу и бесшумно скользнул вниз под скамью.
Животное зарычало низким, утробным звуком, у меня по спине пробежали мурашки, а волоски на коже встали дыбом. Зверь потоптался на месте, готовясь к прыжку, и я решилась на безумный шаг.
— Пожалуйста, — сказала я негромко, не отводя взгляда от горящих глаз противника, — пропусти нас. Мы вовсе не желаем зла никому в этом лесу, мы заблудились и едем по своим делам. Пропусти нас. Конечно, в случае нападения ты победишь, но победа достанется тебе дорогой ценой. Давай разойдемся миром?
Зверь сел на дорогу, продолжая мрачно ворчать. Я склонила перед ним голову, постаравшись выразить все свое почтение, а когда снова посмотрела на дорогу, она была пуста.
— Я бы никогда в такое не поверил, — сказал эльф, вылезая из-под лавки и сбрасывая с пальцев маленькие ярко-зеленые огоньки. — Вести переговоры с неведомым зверем, да еще и с успехом!
Он вытер у меня со лба холодный пот и брезгливо стряхнул с пальцев капли.
— Возьми себя в руки.
— Т-ты же с-сам гов-ворил, что тебе не хватает м-м-моей и-и-истерики. — На меня накатила запоздалая реакция, руки тряслись, а зубы выбивали дробь, и справиться с собой никак не удавалось.
— Во-первых, я про истерику ничего не говорил, — заявил эльф, рассматривая меня без тени сочувствия. — Во-вторых, я из-за этого неведомого зверя потратил на боевое заклинание остатки магии, и мне опять нужно отдохнуть. Когда ты так трясешься, ты ни фургон не сможешь вести, ни создать мне благоприятную обстановку. Что за безответственность!
Он опять улегся мне на колени, поерзал, поудобнее умащиваясь, и закрыл глаза.
— Спасибо, что готовился к обороне и не оставил меня одну, — сказала я.
— Ага, — зевнул Даезаэль. — Всегда пожалуйста. Только я не собирался тебе помогать. Я думал, пока зверь будет тебя жрать, обездвижить его и рассмотреть поподробнее. А может, даже удалось бы его расчленить… хрррр…
Все спали, а мной овладела какая-то неестественная бодрость, достигшая своего пика. Хотелось действовать, куда-то бежать, с кем-то сражаться или просто гнать фургон с максимальной скоростью куда глаза глядят… Это было опасно, поэтому инстинкт самосохранения приказал мне остановиться прямо посреди дороги и убрать руки от кристаллов управления. Я осторожно приподнялась, поддерживая голову Даезаэля, бережно устроила его на скамье, взяла в руки лук и ушла в лес. Когда показалось, что я уже отошла достаточно, опустилась на колени, собрала подол юбки в ком, прикрыв им рот, и зарыдала, надеясь, что через слезы выплеснется все нервное напряжение последних двух суток и что мне больше не будет грозить нервный срыв. Да и снова обрести способность принимать адекватные, обдуманные решения тоже бы не помешало, потому что разговаривать со зверями, похожими на странную собаку, это ненормально. Слезы лились и лились сплошным потоком, тело сотрясалось в конвульсиях. Так плохо мне не было уже два года. Я-то думала, что повзрослела, стала тверже и спокойнее, но нет, стоило появиться настоящим неприятностям, как я снова потеряла уверенность в себе!
Через какое-то время рыдания утихли сами собой, и я почувствовала себя совершенно обессилевшей. Зато самообладание полностью вернулось. Только как теперь подняться? После такого взрыва эмоций я чувствовала себя кусочком разваренного лука в супе. Боюсь, если опереться на несчастный эльфийский лук, он окончательно сломается…
— Если ты закончила, котя, то я могу тебе помочь, — сказал тролль у меня над ухом.
— Драниш? — поразилась я, сгорая от стыда. Неужели он видел все это? — Что ты здесь делаешь?
— Меня разбудил Даезаэль и сказал, что ты забрала его лук и пошла в лес, чтобы повеситься на тетиве. Он очень просил тебя тут закопать, но лук вернуть.
Тролль обнял меня и прижал к своей широкой груди. Он утверждал, что влюбился в меня с первого взгляда, и я сначала побаивалась огромного, страшного, закаленного в боях вояку, пока не привыкла к верному, умному, образованному существу, скрывающемуся под маской типичного тролля.
— Я очень испугался за тебя, котя, — признался он глухо. — Боялся, что ты не выдержала наших последних… трудностей и решила прекратить их одним махом.
— Драниш… — Я вцепилась в его сорочку руками и страшно презирала себя за проявление слабости, но чувствовать его тепло, размеренное биение сердца, ровное дыхание, его едва уловимый горьковатый полынный запах мне было необходимо. — Я никогда не опущусь до самоубийства. Это не выход. Тем более что Даезаэлю нужно время, чтобы восстановиться, капитан в коме, и я единственная, кто может наполнять магией накопители фургона. А если опять что-то случится?
— Какая ты ответственная! — При свете луны тролль блеснул зубами в улыбке.
Парень поднял меня на руки и без видимых усилий встал.
— Что ты делаешь? — испугалась я. — Ты же ранен!
— Тебе сейчас хуже, чем мне, — спокойно возразил он. — Тем более что я сомневаюсь, что ты найдешь обратную дорогу и не сломаешь по пути ноги об какой-нибудь корень. Это вообще чудо, что ты зашла так далеко без единой царапины! Да еще и всю живность распугала своими слезами, а то нашел бы я от тебя только косточки. Ты собиралась защищаться этим сломанным луком? Котя, котя, почему ты не такая, как все? Другие девушки плакали бы себе в уголке фургона и не создавали другим повода для беспокойства.