— Не государем, а такими ворами, как он сам!
— Умный ты мужик, Косолапов, — сказал судейский,— а того не понимаешь, что бунт, он всегда против государя. Думаешь, против Расторгуева с Шудровым только бунтовал, а выходит, против государя. Потому как все устройство жизненное от него и ему виднее. За то и наказан будешь!
Косолапов положил на стол с бумагами огромную свою ладонь:
— Наказание, которое положили неправдою, на вас и обратится!
Когда чиновники ушли и солдатики унесли Зерцало, он стукнул в дверь, позвал:
— Ефим!
— Чего тебе? — отозвался караульный.
— Ничего... Как служба-то?
— Идет помаленьку. Тут не служба, службишка. Не то что в Семеновском полку. Там, как ученье делают или даже репетичку, хуже нет. У меня раз в кивере рожок с табаком нашли, уж чего не натерпелся! Догола раздели, ноги в лубки и с ружьем цельный день на плацу простоял... Командир у нас был зверь. Сам зубы выбивал солдатам, усы выдергивал. Вот и взбунтовались]
— Эх, Ефим! — сказал Косолапов. — Командир-то ваш сам по себе свинья, конечно. Но и от жизненного устройства он тоже свинья. Шибко большую власть господа над нашим братом взяли!
— Так-то оно так... — отвечал караульный и умолк: то ли не знал, чего дальше сказать, то ли заприметил кого.
XX
Лишь через полмесяца после совещания у губернатора составлена была наконец комиссия, которой пред-
стояло отбыть в Нижнетагильские заводы для расследования прошений отставного штабс-капитана Мосцепанова.
В нее вошли два человека — советник губернского правления Васильев и протоиерей Петропавловского собора Капусткин.
. Полагаю, что вполне можно пренебречь именами и отчествами членов комиссии, дабы не загромождать повествование излишними подробностями. К тому же в последующей официальной переписке по делу Мосцепанова эти два лица так и фигурировали — без имен, отчеств и даже без обозначающих имя-отчество прописных букв с точками.
Не заслужили, видать.
Васильев был относительно молодой человек из числа тех не оставивших надежды чиновников, у кого обстоятельства вознесения Антона Карловича Криднера вызывали самый пристальный интерес. Включить его в состав комиссии предложил Булгаков. Перед этим он внушил юному честолюбцу, что при определенном рассмотрении дела упомянутые надежды могут пустить прочные корни в почву губернаторской к нему благодарности.
Протоиерей Капусткин был подсказан Антону Карловичу губернским прокурором. Баранов не без оснований полагал, что невысокие нравственные качества Мосцепанова, в частности сожительство его с недавней вдовой тамошнего учителя, о чем сообщали Сигов с Платоновым, отвратят протоиерея от ябедника. Это тем более казалось вероятным, что Капусткин прославлен был среди паствы человеком строгого нрава и истинно семинарской простоты. Недаром золотой потир, поднесенный ему на пасху женой заводчика Яковлева, он принял с почтением едва ли большим, чем принял бы чашку земляники.
Однако нужен был еще и депутат с горной стороны, как Капусткин был депутатом с духовной. Опять же по настоянию Булгакова третьим членом комиссии Антон Карлович утвердил исправника Нижнетагильских заводов Платонова. Такой выбор избавлял Горное правление от расходования лишних денег на прогоны, давая в то же время твердую гарантию рассмотрения всего дела под должным градусом. Антон Карлович пытался было возражать в том смысле, что имя Платонова упоминается в последнем прошении тагильского штабс-капитана. Но Булгаков и Баранов отмели это возражение.
— На решение комиссии он все равно не сможет повлиять, так как один против двоих будет, — сказал берг- инспектор.
— А в бумагах мы его после Плутоновым запишем,— добавил губернский прокурор. — Никто и не придерется.
И тут же испугался, заметив, как дернулось при этих словах веко у Антона Карловича. Такие слова могли быть приняты за дерзкий намек.
Но Антон Карлович ничего не сказал, с предложенным согласился, и уведомление о назначении было отправлено Платонову за два дня до отбытия из Перми остальных членов комиссии.
Итак, все решилось скоро и разумно.
Возможно, однако, что составление комиссии попроизволочилось бы, знай Антон Карлович об одном немаловажном обстоятельстве. А именно о том, что полученное им предписание было одним из последних предприятий графа Кочубея на должности министра внутренних дел. 28 июля 1823 года место его занял барок Бальтазар Бальтазарович Кампенгаузен, бывший государственный контролер, креатура всемогущего Аракчеева.
Но Антон Карлович узнал про это лишь тогда, когда возок, грузно осевший под протоиереем Капусткиным, катился уже на восток, быстро удаляясь от столицы губернии, В отличие от. чахлого губернского советника,, протоиерей обладал наружностью весьма представительной. В силу этого сиденье возка образовало явный перекос в его сторону, создававший Васильеву немалое неудобство и никак не способствовавший душевному единению членов комиссии.