ца и зверь, как говорится... Вы в контору? — Сигов кивнул. — Так дорогою и поговорим.
После этого обещания он некоторое время шел молча, а затем извлек из-за отворота мундира куверт с казенной печатью. Сигов посмотрел на куверт и вспомнил, что, проснувшись, видел на стене мизгиря. Эта примета еще никогда его не обманывала, так что ее смело можно было счесть не просто приметой, а как бы знамением.
— Вот, письмо получил от Андрея Терентьевича,— сказал Платонов, несколько щеголяя тем, что называет берг-инспектора запросто, по имени-отчеству. — Уведомляет, что к нам из губернии комиссия следует. Причем членом ее и я назначен. Как депутат с горной стороны.
— Что за комиссия? — встревожился Сигов.
— По расследованию жалобы мосцепановской.
— Ну что же, давно пора. После нашего доношения собрались?
Платонов усмехнулся:
— Как бы не так! Губернатор из самого Петербурга предписание получил. Из министерства внутренних дел по прошению о воспитательном доме.
— Капитанишко-то наш, — присвистнул Сигов. — Несется, как сокол, и все к небу!
Платонов поглядел на него и сказал многозначительно:
— Вверх соколом, а вниз осиновым колом.
...Между тем пермский берг-инспектор Булгаков получил такую депешу, которая на время отвлекла его мысли от дела отставного штабс-капитана Мосцепанова.
Депеша была следующего содержания:
«Ваше Превосходительство,
милостивый государь Андрей Терентьевич!
Сим извещаю Вас, что известный бунтовщик, арестант вверенного мне острогу Климентий Косолапов, переведенный на последней неделе в камеру при Монетном дворе по причине отыскания им сообщников среди содержащихся в остроге преступников, бежал из камеры 18-го сего августа около 3-х часов пополуночи в неизвестном направлении, предположительно в Кыштым, где имеют проживание его жена и родители. По бегству его в камере обнаружены вещи: шинель смятая; шапка; два прута оконной решетки, также смятые; штык зазубренный. Прутья на окне оказались раздвинуты и частично выломаны указанным штыком, каковой штык мог ему, Косолапову, доставить стоявший у него на часах штрафной солдат гвардии Семеновского полка Ефим Ажауров, переведенный в екатеринбургский гарнизонный батальон после возмущения, случившегося в упомянутом полку. В целях обнаружения бежавшего преступника мною предприняты действия: первое — высланы верховые в наиболее вероятных направлениях бегства; второе — сообщено на Кыштымские заводы, чтобы в дому у Косолапова безотлучно сидели караульщики; третье — взят под арест и допрошен рядовой Ажауров, который, хотя неоднократно прежде замечался в разговорах с Косолаповым, ложно утверждает, будто спал на посту. В остальном, признавая всю неискупимость вины своей, жду Ваших распоряжений. При этом» покорнейше надеюсь, что будет принята Вами во внимание исключительная физическая сила бежавшего Косолапова, которую он весьма искусно маскировал, прикидываясь, будто прутья оконные выломать ему не под силу, и даже на спор пытаясь это безуспешно сделать на глазах у надзирателей.
Готовый понести заслуженное наказание
Вашего Превосходительства преданный слуга майор Нейман 3-ий».
Прочитав письмо, Булгаков сказал:
— Ну, берегись, сукин сын!
И неизвестно, кому было предназначено это обещание — бежавшему Косолапову или начальнику екатеринбургского уездного острога майору Нейману 3-му.
XXIV
Комиссия прибыла в Нижнетагильские заводы через три дня после тирольских коров, в тринадцатом часу от восхода солнца и в шестом часу пополудни, если считать по немецкому времени, каковой счет в демидовской вотчине употреблялся еще далеко не всеми.
Приглашение Сигова поселиться у него в доме было отклонено. Члены комиссии сочли неприличным столь явно выказывать расположение к тому лицу, жалобу на которое они призваны разобрать. В итоге поехали к Платонову.
Переодевшись в отведенных им комнатах, Капусткин и Васильев не замедлили явиться к столу. Супруга Платонова посидела с ними приличный срок, а затем оставила мужчин одних, призвав для стола горничную девку. Девка одета была по-господски, в платье с узкими рукавчиками. Эти рукавчики напомнили протоиерею виденную им в Перми перед отъездом столичную монахиню. Он тут же и описал ее сотрапезникам.
— Помню, — закончил Капусткин, — что инокини имели скромные клобуки, подобные мужским, с крыльями. А ныне что? Заместо клобуков носят длинный флер до пят, шнуруются многие. Послушницы и клирошанки в черные капоты облачаются, и даже с прелестными на груди выкройками. Смотреть срамно.