Лешка мотнул головой, стряхивая наваждение, и двинулся дальше.
Возле здания Казенной палаты навстречу ему попался пан Оржеховский, ссыльный поляк, живший в том же квартале, что и Лешка. За примерное поведение пан Оржеховский недавно получил разрешение давать уроки французского языка. Уроки были дешевые, и Лешка с письменного благословения Клопова не преминул воспользоваться этим разрешением. Тем более, что Клопов обещал оплатить уроки за счет заводской конторы. Правда, все занятия проходили в присутствии хозяина квартиры, что особо оговаривалось в разрешении, и ни о чем, кроме французского, Лешке с Оржеховским поговорить не удалось.
Лешка хотел окликнуть его и, может быть, даже поделиться с ним сегодняшней своей удачей. Надо же было хоть кому-то о ней рассказать! Но в этот момент взгляд его упал на будочника. Тот рассматривал Оржеховского с выражением крайнего неодобрения на лице. Приметив это выражение, Лешка остерегся заводить беседу, отвернулся и перешел на другую сторону улицы. Оржеховский понимающе поглядел ему вслед, усмехнулся и поворотил за угол, оставив в воздухе легкий шелест траурной своей крылатки.
XIII
Иван Ширинкин отыскал Петра дней через десять после того разговора. Сказал, возвращая манифест:
— Дельно написано... Ты писал?
— Я, — рассиялся Петр.
— А атаманом у вас кто?
— Председателем у нас один сенатор в Петербурге, — ответил Петр, ощутив слабый укол совести за свое вранье. — Имени его я раскрыть не могу.
— Не Метелкин ли? — спросил Ширинкин. — Сказывают, явился уже такой Метелкин. Пугачев, он господ попугал только, а Метелкин всех пометет!
— Нет, — сказал Петр. — Не Метелкин.
— Ну а сам-то ты кто будешь?
— Это смотря для кого.
— Не для мамки, конечно! Для тех, кто бумагу твою читает.
— Агент третьей степени по уральским окрестностям!
— И чего же ты хочешь от нас за то прошение?
— Да я не за прошение, — смутился Петр. — Я так... Хочу, чтоб вы клятву дали в верности и хранении тайны. Если согласны с тем, что написано, и дайте клятву.
— Вот те крест, никому не скажу! — Ширинкин размашисто перекрестился. —Какая еще клятва-то надобна? По-другому клясться, только бога гневить... Ты вот что, парень, когда нужда в нас будет, скажи. Мы подсобим!
И Петра будто холодной водой окатило: «В чем подсоблять-то?»
В хлопотах по хозяйству и заводских заботах незаметно пролетел август, а за ним и сентябрь с пре-
стольным праздником рождества богородицы. В этот день, восьмого числа, последний придел церкви был освящен приехавшим из губернии самим преосвященным Аркадием, архиепископом Пермским и Верхотурским. По такому случаю всему мужскому населению Чермоза выдано было от господ владельцев по три стакана водки на взрослую душу.
К октябрю все ревнители вольности, кроме Степы Десятова, так и оставленного в Петербурге, съехались обратно. Но летняя разлука заметно охладила их пыл. Даже собрания общества Петр созвать не мог — то один отказывался, то другой занят. Тогда он прибегнул к крайней мере — чтобы предотвратить возможное распадение общества, предложил всем членам его поставить свои подписи под манифестом и правилами.
Отказались подписаться одни братья Ширкалины.
— Это ж манифест, — заявил Лешка, — а не долговая расписка. Либо вы мне доверяете, либо нет. А подписываться для меня уничижительно!
XIV
Член вотчинного правления Алексей Егорович Клопов в свои тридцать девять лет успел уже изрядно полысеть. Правда, он не достиг еще той степени плешивости, когда, как говорится, волосинка за волосинкой гоняется с дубинкой, но светлое пятнышко на его темени, совсем недавно бывшее не больше пятака, в последнее время приобрело размеры доброй оладьи.
Для укрепления он смазывал волосы постным маслом.
18 ноября, совершая эту ежеутреннюю процедуру, он взглянул в окно и по заволокшему стекло плотному узору понял, что день обещает быть морозным. Для форсу он продолжал ходить в тонких сапогах и расстояние, отделявшее его дом от конторы, намеревался преодолеть как можно скорее. Но уже неподалеку от конторского крыльца его энергическое движение было приостановлено Василием Лобовым.