— Пусть так... Но Мишеньку-то мы зря возле себя держим.
— Да это он пока такой. Придет срок, все переменится.
— Все переменится, —согласился Семен, — а Мишенька не переменится.
Петр осторожно извлек из кармана листочки манифеста. С весны он хранился дома, в чугунной шкатулке, но третьего дня на него едва не натолкнулся отец. Теперь решено было спрятать манифест в комнате горнозаводского класса.
— И где мы его тут схороним? — усомнился Семен, обводя взглядом стены. v
Петр улыбнулся:
— Есть тут одно место.
XVI
К исходу дня был схвачен на улице и приведен в контору заводской поэт Алексей Третьяков, прославившийся еще двенадцать лет назад одой на приезд государя Александра Павловича в пределы Пермской губернии. Он с видимым удовольствием прочел стихи, однако авторства своего не признал и был впредь до выяснения отпущен восвояси.
Вечером, оставшись один, Клопов несколько раз по-
вторил вслух запомнившиеся первые строчки. И почувствовал, что в них имеется иной, скрытый смысл. Он продекламировал их в полный голос — смысл не обнаружился. Но Клопов уже испытывал то особое томление, когда кажется, что вот еще одно усилие — и ты поймешь, вспомнишь. Но его-то и нельзя делать. Нужно притвориться равнодушным к открытию, на пороге которого стоишь. Поборов нетерпение, Клопов прошелся от окна к печи, поворошил бумаги на столе и, наконец, как бы мимоходом, повторил первые строчки. И вдруг вместо тех слов, которые он произнес, из глубин памяти проступили другие и, точно подогнанные, легли в ритм и интонацию первоначальных. Понимая, что именно эти возникшие теперь слова и есть первоначальные, Клопов со смешанным чувством удивления и разочарования узнал в первых строчках стихов о Лобове переделку известной оды Державина.
Скрытый смысл не обнаружился. Зато вместо этого у него оказалась улика, могущая помочь в отыскании сочинителя.
К вечеру на улице потеплело. Клопов вышел из конторы и направился к училищу. Там, в одной из комнат верхнего этажа, размещалась заводская библиотека, бывшая целью его маленького путешествия. Сегодня по составленному им самим расписанию она должна была быть открыта.
Обязанности книжного смотрителя исполнял в ней Лешка Ширкалин. При появлении члена вотчинного правления он проворно встал, и это Клопову понравилось.
— Ах! — воскликнул он, потирая якобы озябшие руки.— В зимний холод всякий молод! Не так ли, тезка?
Он прошелся по комнате и заметил, что, наступая на половицу, уходящую под ножки крайнего шкафа с книгами, заставляет тем самым звенеть в нем стекло. Стекло звенело тонко, как сосульки на ветру. Но Клопов все равно обратил на это внимание Ширкалина и велел назавтра передвинуть шкаф так, чтобы стекло не звенело.
Затем он спросил книгу «Иван Выжигин» сочинения господина Булгарина, которую ему хвалили в конторе.
Ширкалин отвечал, что книга эта в настоящее время занята у Федора Абрамыча Ламони.
— Ламони, говоришь, взял? — переспросил Клопов и продолжал, не дожидаясь ответа: — Вот про него говорят, образованный, мол! А ведь это с какого боку глянуть. Немецкий язык знает, не спорю. И лекарское свое дело понимает. А вот на счетах класть не умеет. Не учен, где рубли кладутся, где копейки. Срамота ведь?
Ширкалин молчал.
— А ну, покажи формуляр! — неожиданно приказал Клопов, усаживаясь за стол.
Он сам велел завести формуляр на все имеющиеся в библиотеке книги. И если книгу кто брал, то записывать, кто именно. Сделано это было не столько оттого, что книги пропадали, сколько для наблюдения за интересами. Клопов сам время от времени просматривал формуляр и следил за строгостью его заполнения.
Ширкалин проворно положил папку с формуляром на стол и, раскрыв нужную страницу, линеечкой обозначил то место, где записано было сочинение Булгарина. Клопов удовлетворенно хмыкнул, перелистнул страницу и с неудовольствием обнаружил, что книгу под названием «История армянского дворянства» никто ни разу не брал читать. Между тем книга эта была издана на средства господ владельцев и описывала, в частности, деяния их предков. Клопов с досадой подумал о том, что раньше почему-то он этого не замечал.
Нынешний владелец завода, Христофор Екимович, в Чермозе был лишь однажды, почти четверть века назад. Владельца, а тогда еще наследника, встречали колокольным звоном деревянной в те времена церкви, хлебом и солью. Сам Клопов в числе других служительских подростков, чисто одетый, стоял у крыльца правления. Он помнил, как маленький человечек с нерусским худым и черным лицом появился откуда-то и стремительно взлетел по ступеням, топча цветные коврики домашней работы.