Он полагал, что такими загадками воспитывается в молодых умах изящество и благочестивость мысли.
— И верно, — обрадовался Клопов. — Моисей ударил жезлом, и море расступилось. А фараон потонул. Вот и выходит — ключ деревян.- Жезл-то из дерева!
— А Моисей, что ли, заяц? — не без ехидства спросила Анна.
— Ой, — улыбаясь, погрозил ей пальцем Клопов. — Ой, головка! Я лишь звуками обозначаю: заяц. А аллегория — спасающийся бегством. Аллегорию понимать надо! — И начал объяснять Анне, что такое аллегория.
Беседы эти наводили на Анну неизбывную тоску. Она воинственно приподняла тряпку, намереваясь погрузить ее в воду, и сделала шаг по направлению к ведру. Ведро находилось около двери, как раз там, где остановился Клопов. Взгляд его брезгливо коснулся этой тряпки, за- тем*поднялся к руке Анны и вдруг замер, будто ему открылось нечто в высшей степени необыкновенное. И действительно, Клопов увидел такое, что мгновенно забыл и про Моисея, и про аллегорию, и про изящество мысли.
На правой руке Анны он увидел знакомое медное колечко.
Между тем колечко вместе с пальцем, рукой Анны и тряпкой вновь погрузилось в воду. А когда оно, тонко посверкивая, вынырнуло на свет божий, страшная мысль пришла Клопову. Он подумал, что Лешка многое утаил от него — по незнанию или по злому умыслу, — и преступное общество имеет в своем составе несравненно более членов, чем это было доложено. Его невидимые сети протянулись так далеко, что даже под крышей конторы, сердца Чермоза, плетутся злокозненные тенета... Ведь кто-то же помог бежать Егору Якинцеву!
Он посмотрел на Анну. И странно, отсверк колечка будто в ином свете обрисовал ее лицо и фигуру. Клопов увидел то, чего раньше не замечал. Увидел чересчур широкие крылья ее носа, покрасневшую кожу на кистях, угадывающиеся под складками подола слишком, пожалуй, толстые ноги. И картина, висевшая в чертоге его
души, не потускнела даже, а вдруг сорвалась и с грохотом исчезла в темных глубинах памяти. И он будто очнулся от этого грохота.
— А ну, что это у тебя такое, милочка? — скрипучим от волнения голосом спросил Клопов.
Он шагнул к Анне и резко ухватил ее за запястье.
Но Анна по-своему истолковала этот порыв. Она увидела вспыхнувшие глаза Клопова, его растопыренные пальцы, жадно потянувшиеся к ее руке, и ей показалось, что он сейчас набросится на нее, повалит на лавку. И ни одна живая душа не придет ей на помощь. Она выдернула руку, отскочила в угол. Рука была мокрая, скользкая, и Клопов не сумел ее удержать.
— Помогите! — крикнула она.
Эхо прокатилось по коридору, замерло перед входной дверью. Контора была пуста.
— Иди сюда! — приказал Клопов.
И, не надеясь, что приказание его будет исполнено, сам двинулся к замершей в углу Анне.
Она угрожающе приподняла тряпку. Но приподняла чуть-чуть, так что другой конец волочился по полу.
— Да как смеешь! — прорычал Клопов и, выбросив вперед ногу, придавил сапогом этот волочившийся по полу конец. Тряпка, вырвавшись из руки Анны, бесшумно осела на носок его сапога.
Анна почувствовала себя обезоруженной.
Путь к двери был уже отрезан. Тогда она стремглав проскочила мимо Клопова и укрылась за огромным столом Ивана Козьмича.
Стол управляющего стоял так, что оба его конца не касались стен. Но с одной стороны проход оставался широкий, в полкабинета, а с другой — в несколько вершков. Однако Анна могла протиснуться здесь и успеть добежать до двери, если бы Клопов вздумал атаковать ее со стороны широкого прохода.
Тогда он вдруг навалился на стол и нечеловеческим усилием, от которого свело мышцы на шее, вплотную придвинул его к стене. Теперь Анна оказалась в ловушке.
Клопов, всегда осторожный, как старый хорь, забыл обо всем. Он и думать не думал, что его опрометчивый поступок может навлечь заговорщиков на вполне обоснованные подозрения. Он рвался к колечку, к тонкой полоске, обтекавшей палец Анны, горя нетерпением уви-
деть на нем знакомые буквы и окончательно убедиться в верности своих предположений.
Он чувствовал себя обманутым в лучших чувствах. Хотя мысль о браке лишь слегка тревожила его воображение, ни на минуту не угрожая стать реальностью, ему казалось теперь, что он жил этой мыслью.
В последнем порыве он рванулся к Анне, но, споткнувшись о тряпку, все еще оплетавшую его сапог, заскользил по мокрому полу, потерял равновесие. Чтобы не упасть, он пробалансировал в воздухе руками наподобие татарской плясуньи и, не найдя ничего лучшего, ухватился за массивную, в форме бычьей головы, ручку выдвижного ящика стола. Сегодня Иван Козьмич забыл, по всей видимости, его запереть. Ящик легко выкатился почти до половины. Однако Клопов все же устоял на ногах. Понимая, что Анне от него уже не уйти, он хотел было спокойно задвинуть ящик обратно. Но в эту минуту второй раз за сегодняшний вечер взор его остекленел и остановился.