– Замерзла? – спросил он, снова прижимая ее к себе. – Сейчас я тебя согрею.
И он сдержал слово. Но даже тепло его любви не помогло прогнать чувство неловкости, возникающее каждый раз, когда она вспоминала о связанном Торхолле Храбром, лежавшем в холоде и сырости на жестких досках палубы.
Храбрый? Он казался совсем стариком. Уставшим и больным. О чем же он предупреждал Бренда? Может, все это просто хвастливые сказки? Или Бренда ожидает неведомая опасность?
ГЛАВА 32
На борту корабля по пути в Стевенджер, Норвегия.
«Победитель Драконов» и «Месть Тора» рассекали тяжелые серые волны. Они покинули Исландию два дня назад, оставив старожилов качать головами и предрекать гибель этим дуракам викингам, осмелившимся отправиться в плавание в это время года. Но Бренд ничего не желал слушать. Он разыскал Торхолла Храброго, и никто на свете не мог удержать его на этом неприветливом острове. Нужно успеть вернуться на родину к ежегодному собранию Тинга.
Уинсом, погруженная в невеселые размышления, стояла на носу судна, напротив Арни, и следила, не появятся ли айсберги. Оба: и Арни, и Уинсом – прекрасно научились различать замерзшие глыбы, и Бренд вполне мог на них положиться.
Завернутая в меха Уинсом, чувствуя себя тепло и уютно, обернулась, чтобы посмотреть на Бренда. Перехватив ее взгляд, муж махнул рукой. Она улыбнулась ему, и оба нежно, долго глядели друг на друга. Наконец Уинсом вновь вернулась к своему занятию. Ее любовь к Бренду росла с каждым проведенным вместе часом, и эти дни, прожитые на борту корабля со времени отплытия в Исландию, оказались лучшими в их жизни. Уинсом теперь была больше уверена в ответном чувстве Бренда, особенно еще и потому, что он убедил ее в полной непричастности к кровожадным замыслам стромфьордцев, и их любовные игры пылали бурной страстью.
Уинсом, сложив губы трубочкой, выпустила воздух, наблюдая, как он превращается в облако кудрявого пара. Да, между ними все хорошо, лучше не бывает! Бренд очень изменился с тех пор, как отыскал Торхолла Храброго, стал спокойнее, увереннее в себе, меньше сетовал на участь изгоя. Но одно оставалось неколебимым: его решимость оправдаться, избавиться от подозрений. Именно эта решимость заставляла Бренда рискнуть всем – кораблями, и многими жизнями: своей, жены, названого брата, матросов, судьбами друзей – в отчаянной попытке вернуться в Норвегию едва ли не зимой. Неукротимые штормы и бури, бушующие в Атлантическом океане в это время года, могли потопить любой корабль, имевший несчастье оказаться на их пути.
Уинсом была с Брендом в ту ночь, когда он взвешивал все «за» и «против» этого опасного путешествия, ворочался и метался в постели едва ли не до рассвета, даже после того, как высказал все причины столь немедленного возвращения на родину. И, когда он наконец встал, измученный, осунувшийся и с посеревшим лицом, Уинсом ощутила, что сердце ее разрывается от жалости к мужу.
И теперь, гадая, сколько продлится плавание, Уинсом, тем не менее, чувствовала неприятное стеснение в желудке при мысли о том, что оно рано или поздно должно кончиться.
Она поспешно огляделась. Матросы трудились за веслами, радостно и охотно, стремясь поскорее оказаться на родной земле. Судно двигалось довольно быстро, даже Уинсом видела это, зная, как осторожно оно проходит мимо огромных ледяных глыб, подстерегавших неосторожных мореходов.
И тут она мимоходом заметила Торхолла Храброго, сидевшего у самого борта, прислонясь к нему спиной. Взгляд Уинсом скользнул мимо, зацепился за что-то и вновь вернулся к пленнику. Он выглядел не очень хорошо… даже можно сказать, совсем больным. Уинсом прищурилась, чтобы получше разглядеть его лицо в белом тумане. Очень бледный и измученный. Может, страдает от морской болезни?
Уинсом несколько минут вглядывалась в Торхолла, потом снова начала высматривать айсберги и на несколько мгновений отвлеклась: на плоском обрубке льда резвился игривый тюлень. Позже она увидела нерпу и показала Арни, который начал громко кричать, прося принести гарпун. Когда же Уинсом вспомнила о Торхолле и обернулась, то сразу определила, что он выглядит еще хуже, чем раньше. Поднявшись, она медленно направилась к нему, то и дело хватаясь за поручень, когда особенно грозная волна поднимала судно, и, добравшись до пленника, опустилась на колени рядом с ним.
– Торхолл? – тихо окликнула она. Он открыл замутненные мукой глаза, и сердце Уинсом сжалось. Этот человек ужасно страдал, в этом она была теперь уверена.
– Ja, госпожа?
– Торхолл, что у тебя болит?
Он огляделся, сузил глаза, заметив любопытные взгляды гребцов, и наконец, пожав плечами, схватился за живот.
– Вот здесь.
– Живот?
– Ja, госпожа.
Ничего не ответив, она дотронулась до его лба. Не горячий. Значит, это не лихорадка.
– Может, ты съел что-то нехорошее? – начала расспрашивать она.
Торхолл рассмеялся хриплым гортанным смехом, больше похожим на карканье вороны:
– Nej, моя госпожа. Время от времени мне становится плохо. Это продолжается уже давно, но теперь боль почти не отпускает, вот уже два месяца. Но скоро я поправлюсь.
Уинсом внимательно рассматривала старика. Ей вовсе не показалось, что он может быстро выздороветь.
– Откуда такое беспокойство, моя госпожа? – язвительно усмехнулся Торхолл. – Боитесь, что ваш муж не успеет насладиться местью, о которой мечтает?
Темные глаза словно пронзили распростертого на палубе человека.
– Мой муж не ищет мести, – поправила она.
– Нет? Ты так считаешь? Но что тебе об этом известно.
Уинсом удивленно подняла брови, потрясенная тем, что в этом больном человеке осталось столько воли к борьбе.
– Мой муж желает всего лишь обелить свое имя. Его ложно обвинили в убийстве двоюродного брата.
Оглянувшись, она заметила нахмуренное лицо Бренда и поспешно повернулась к Торхоллу.
– Ну что ж, от меня ему помощи не дождаться, – мрачно проворчал Торхолл.
– Почему?
– Клянусь кровью Тора, девушка, подумай сама! Он притащил меня на корабль, чтобы я свидетельствовал в его пользу. Но я не хочу возвращаться в Норвегию. Может, скоро мне придется умереть, а мертвец вряд ли сможет предстать перед Тингом, ха-ха-ха!
Некоторое время Уинсом молча сидела рядом с больным.
– Ты верно говоришь, – вздохнула она наконец. – В случае твоей смерти, Бренду не оправдаться. До конца дней своих он будет изгнанником.
Глаза женщины наполнились слезами при мысли о том, что муж навеки обречен бежать и скрываться.
– Так ему и надо, – проворчал Торхолл, упрямо выдвинув заросшую щетиной челюсть, но, немного подумав, покачал головой.
– Правда, я не собираюсь умирать. Это я так просто сказал, чтобы напугать тебя.
Уинсом уставилась на старика, но ничего не ответила.
– Я и не думаю умирать, – твердо повторил Торхолл. – Конечно, болит немного, но стоит ли обращать внимание? Я скоро поправлюсь, вот увидишь. Но вот что я скажу тебе, девочка: если придет смерть, я уплыву на ее корабле туда, откуда нет возврата, но только в тот час, когда этого захотят боги. Не раньше.
– Ага, значит, ты не собираешься покончить счеты с жизнью, только чтобы насолить моему мужу.
Торхолл долго глядел на Уинсом, шевеля губами:
– Если бы я мог умереть назло твоему мужу, так и сделал бы.
– Значит, он чем-то обидел тебя?
– Нет, этого не было. Зато он стремится причинить зло кому-то другому.
– Что ты имеешь в виду? – воскликнула Уинсом. – Я ничего не знаю об этом!
Торхолл с жалостью поглядел на собеседницу. Та с трудом верила глазам. Неужели этот сварливый старик еще и жалеет ее? Что он знает, почему так странно относится к ней?
– Уходи, девушка. Я устал от разговоров с тобой.
Уинсом еще немного посидела, неудобно скорчившись, но, видя, что Торхолл отказывается говорить с ней, пробралась на свое место на носу корабля. Несколько раз она поглядывала в сторону Торхолла Храброго, но тот ни разу не повернул головы. Уинсом вздохнула.