– Нет, я знаю, каким путем они собирались ехать, и сегодня уже почти полнолуние. Если мои люди ранены, я не могу бросить их на всю ночь в этой чащобе.
Перед мысленным взором Клаудии предстали все демоны, которые обитали в местных лесах. Некоторые из них, она знала это наверняка, существовали, об остальных можно было лишь догадываться. Ничто на свете не заставило бы ее дядю покинуть замок после заката. Зачем Гай проявляет столь безрассудное благородство?
Преданность своим людям была характерной чертой Гая, которую Клаудия готова была возненавидеть, если бы смогла. Она вспомнила, какие чувства испытывала, оказавшись одна в лесу, думая, что Гай покинул ее. Его люди, которые знают его лучше, наверняка не сомневаются, что он непременно отправится на их поиски. Должно быть, эта мысль утешает их в трудные минуты.
– Стивен, посмотри, готов ли мой конь, и жди меня в конюшне.
– Слушаюсь, милорд.
Когда оруженосец удалился, Клаудия заставила себя не отрывать взгляда от пола. Они остались одни. Клаудию обуревало безумное желание броситься в объятия Гая, излить все, что переполняло ее сердце, пока еще не слишком поздно.
Это было нелепое желание – возможно, он вернется до рассвета. Нет никакой необходимости открываться ему. Ведь Гай не ждал ни ее прикосновений, ни поцелуя, вообще никаких проявлений чувств. Этим утром он приказал ей оставить его в покое. Клаудии ничего не оставалось, как сидеть в этой ужасающей тишине и наблюдать за его отъездом. Может быть, это своего рода наказание?
Она услышала приближающиеся шаги и обнаружила, что сидит, упершись взглядом в носки его сапог. Завладев руками Клаудии, Гай заставил ее подняться на ноги. Глядя на белого волка – герб Монтегю, вышитый на синем фоне у него на груди, она подумала, что заключить Гая в объятия – значило склонить голову перед этим ужасным зверем. Казалось, изображение не случайно находится так близко к его сердцу – один безжалостный хищник на груди у другого.
– Мы обручены, Клаудия, и мне не нравится, что вы проливаете слезы по другому.
Что за навязчивая мысль? Почему его так беспокоят ее чувства к Томасу? Сердце Клаудии принадлежало лишь одному человеку, и он стоял перед ней. Неужели Гай не видит этого? Наверное, нет. Она не собиралась объяснять истинное положение дел.
Слегка коснувшись пальцами подбородка девушки, он заставил ее взглянуть ему в глаза.
– Мне было бы приятнее видеть вашу улыбку.
– Тогда не уезжайте, – прошептала она. – Пошлите вместо себя другого.
Лицо Гая напряглось. Он пристально вгляделся в глаза Клаудии.
– Неужели вы плачете из-за меня?
Неуверенность, прозвучавшая в его голосе, сломила и без того хрупкую решимость девушки. Она обхватила руками его широкую грудь, прижавшись щекой к вышитому волку – зверю, способному, казалось, поглотить ее целиком. Грубый металл кольчуги впился в нежную кожу, но Клаудия словно не замечала этого. Ей хотелось услышать успокаивающий, ровный стук его сердца, но он все равно не смог бы пробиться сквозь толщу доспехов. Клаудия ощущала лишь трепет в собственной груди, и отчаянное сердцебиение гулом отдавалось у него в ушах.
– Прошу вас, Гай! Не оставляйте меня!
Она прижалась к нему сильнее, но он словно не замечал ее. Эта отстраненность привела Клаудию в отчаяние.
– Я согласна на все, только не уезжайте. Я не вынесу этого.
Боже, как глупо она выглядит! Гай стоял неподвижно, конечно же, потрясенный этой истерикой, испытывая к ней, по меньшей мере, отвращение. Прежде чем он смог внять ее мольбам, Клаудия разжала руки и бросилась к двери. Ладонь Гая скользнула по рукаву платья, но ее внезапный порыв был слишком неожиданным, и он не успел задержать девушку. Гай попытался окликнуть ее, но захлопнувшаяся дверь заглушила сорвавшееся с его губ имя.
К рассвету Гай не вернулся. Не вернулся он и позже, утром, когда Леноре удалось уговорить Клаудию спуститься на кухню, где они закатали в тесто приготовленную для крыс отраву. Почти весь день они провели, засовывая катышки яда в щели, раскладывая их по карнизам и другим уголкам, куда могли добраться только крысы. Несмотря на эти предосторожности, Клаудия все же попросила Ленору предупредить о яде каждого. Глаза служанки засияли, ведь благодаря этому поручению ей, несомненно, удастся немного посплетничать.
Теперь, когда присутствие Леноры не отрывало ее от размышлений, Клаудия направилась к дорожке, которая огибала внешние стены замка – ей не хотелось видеть комнату Гая и солярий. Там она сошла бы с ума от беспокойства – так живо напоминали о нем эти места.
Часом позже она набрела на Эварда.
– Я не знал, что камеристки сегодня с вами нет, миледи. Могу ли я составить вам компанию?
Эта фраза, обычная дань вежливости, показалась Клаудии предостережением. Эвард, наверное, хотел сказать, что ей не стоит оставаться в замке в одиночестве. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Она кивнула головой.
– Конечно, сэр Эвард. Это как нельзя более кстати – ведь я надеялась поговорить с вами.
Положив руки на зубчатый парапет, она облокотилась на них подбородком. Простиравшаяся перед ней живописная равнина напоминала прекрасный гобелен, однако взгляд девушки был прикован лишь к дорогам, которые вели в Монтегю. Не мелькнет ли на них хоть что-нибудь, не появится ли облако пыли, возвещающее о возвращении Гая? Казалось, с тех пор как он уехал, с тех пор как Клаудия, томясь от любви, наговорила столько глупостей, прошло значительно больше суток. Прошлой ночью она лежала в огромной опустевшей постели Гая, шепча все то, что ей действительно хотелось бы сказать тогда. Она снова и снова повторяла эти слова, пока они не зазвучали как надо. Сейчас она охотно поборола бы свою гордость, лишь бы иметь возможность поговорить с ним.
– Вы хотели что-то спросить у меня, миледи? – напомнил о себе Эвард.