Выбрать главу

— Когда я увидел его, я вычислил основные принципы его работы. И я всегда расспрашивал о нем Кая.

— Он мог бы помочь мне найти Кая.

— Даже если я могу научить тебя, зачем мне это? — Ксандер больше не может скрывать свои чувства. В его словах горечь и гнев смешиваются с болью. — Чтобы ты ушла навсегда и была счастлива с ним? А что останется мне?

— Не говори так, — прошу я его. — Ты дал мне синие таблетки, чтобы помочь найти его, правильно? Если я уеду и мы сможем изменить ход вещей, может быть, и ты выберешь кого-нибудь?

— Я уже выбрал, — говорит он, глядя на меня.

Я не знаю, что сказать.

— Значит, я должен желать конца всего того мира, который знаю? — спрашивает Ксандер с намеком на прежнюю смешливость в голосе.

— Не конца этого мира. А начала лучшего, — говорю я, и вдруг мне тоже становится страшно. Мы действительно хотим этого? — Такого, где Кай сможет вернуться к нам.

— Кай, — произносит Ксандер, и в голосе его печаль. — Иногда мне кажется, что я сам сделал все, чтобы помочь тебе найти кого-то другого.

Я не знаю, что ответить, как объяснить ему, что он неправ. Что я была неправа, минуту назад думая то же самое. Да, Ксандер снова и снова помогает нам с Каем. Но как мне объяснить ему, что мир, о котором я мечтаю, невозможен для меня без него? Что он нужен мне? Что я люблю его?

— Я научу тебя, — говорит наконец Ксандер. — Я пришлю тебе инструкцию на порт.

— Но каждый сможет прочесть ее.

— Представлю ее как любовное письмо. В конце концов, мы с тобой еще обручены. И мы хорошо притворяемся. — Потом он шепчет: — Кассия... Если бы мы могли выбирать, ты когда-нибудь выбрала бы меня?

Я удивлена его вопросом. И вдруг я понимаю: он не знает, что однажды я уже выбрала его. Когда я сначала увидела на экране его лицо, а потом лицо Кая, я хотела безопасного, известного и ожидаемого. Я хотела хорошего, доброго и красивого. Я хотела Ксандера.

— Конечно, — говорю я.

Мы смотрим друг на друга и вдруг начинаем смеяться. И не можем остановиться. Мы смеемся так сильно, что слезы ручьями текут по нашим лицам. Ксандер отодвигается от меня, сгибается пополам и хватает ртом воздух.

— Мы еще могли бы быть вместе, — говорит он. — После всего.

— Могли бы, — соглашаюсь я.

— Тогда зачем все это?

Я становлюсь серьезной. Все это время я старалась понять, что имел в виду дедушка. Почему он не хотел, чтобы сохранился образец его ткани, не хотел жить вечно по чьим-то чужим правилам.

— Потому что мы должны иметь возможность собственного выбора. Это главное. Разве не так? И это выше нас.

Он смотрит вверх:

— Я знаю. — Может быть, для Ксандера это всегда было так, поскольку он годами видел и знал больше других. Как и Кай.

— Сколько раз? — шепчу я Ксандеру.

Он трясет головой, не понимая, о чем я.

— Сколько раз нас заставляли принимать таблетки, а мы не помним этого? — спрашиваю я.

— Мне известен один случай, — отвечает Ксандер. — Они не часто проделывают это с гражданами. Я был уверен, что они заставят нас принять таблетки, когда умер сын Макхэмов, но они не сделали этого. Но однажды — я абсолютно уверен в этом — все жители нашего городка приняли красные таблетки.

— И я?

— Не уверен. Я не видел, как ты это делала. Не знаю.

— Что тогда случилось? — спрашиваю я.

Ксандер качает головой.

— Этого я тебе сказать не могу, — шепчет он.

Я не настаиваю. Я тоже говорю ему не все. Ни о поцелуе на холме, ни о стихах он не знает, и я не могу просить его сделать то, чего не делаю сама. Между откровенностью и скрытностью равновесие непростое; каждый раз приходится решать заново, чем лучше поделиться, а о чем умолчать. Одна правда ранит, но вылечивает, а другая может и убить.

Я указываю жестом на конверт:

— Что там у тебя, кроме таблеток?

Он пожимает плечами:

— Немного. Я положил это, главным образом, для того, чтобы спрятать таблетки. Две новые розы, точно такие же, как мы с тобой сажали. Они быстро завянут. Спечатал с порта копию одной из Ста картин, ту, по которой ты делала когда-то доклад. Этот отпечаток тоже пролежит недолго. — Он прав: бумага из портов быстро разлагается. Ксандер с грустью смотрит на меня. — Все это не пролежит и двух месяцев.

— Спасибо тебе, — говорю я. — Я для тебя ничего не успела приготовить: все произошло так быстро сегодня утром... — Я смущенно замолкаю, потому что все это время я потратила на Кая, а не на Ксандера. Я снова выбрала Кая.

— Все в порядке, — говорит Ксандер. — Но, может быть, ты могла бы...

Он смотрит мне в глаза глубоким взглядом, и я знаю, о чем он просит. О поцелуе. Хотя знает о Кае. О прощальном поцелуе, хотя наша с ним связь не прервется. Я знаю, что это был бы сладкий поцелуй. И он бы держался за этот поцелуй, как я держусь за поцелуй Кая.