— Это не Общество ошиблось. Общество не делает ошибок.
— Ну, конечно нет, — спокойно согласился дедушка, при этом добавив: — Однако их делают люди.
— По мнению чиновницы, как раз это и случилось. Она думает, что кто-то по ошибке вставил изображение Кая в мою микрокарту.
— Зачем? — удивляется дедушка.
— Она считает, что это была чья-то жестокая шутка. Потому что, — я еще больше понижаю голос, — Кай имеет статус «Отклонение от нормы».
Вскочив, дед отталкивает свой стул, уронив при этом на пол поднос. Удивляюсь про себя его худобе, но держится он прямо, как дерево.
— На твоей карте было изображение человека со статусом «Отклонение от нормы»?
— Только на мгновение, — говорю я, стараясь успокоить его. — Но это была ошибка, моя пара — Ксандер. Этого мальчика вообще нет в базе данных для подбора пар.
Дедушка не садится, хотя я остаюсь на своем стуле, стараясь хоть этим успокоить его, показать, что все в порядке.
— Тебе объяснили, почему у него такой статус?
— Его отец сделал что-то. Кай ни в чем не виноват.
И это чистая правда. Я это знаю, и дедушка знает. Чиновники никогда не разрешили бы усыновить его, если бы он был опасен.
Дедушка смотрит на свою тарелку, которая скатилась с подноса и лежит на полу. Я делаю движение, чтобы поднять ее, но он меня останавливает.
— Нет, — говорит он резко, и голос его звучит хрипло. Он похож на старое дерево, у которого скрипят суставы. Он кладет на тарелку последние куски пирога и смотрит на меня своими ясными глазами. Ничего застывшего в его взгляде; глаза, полные жизни и движения. — Не нравится мне все это, — замечает он. — Зачем понадобилось кому-то подменять твою микрокарту?
— Дедушка, — прошу я, — сядь, пожалуйста. Это чья-то злая шутка, они найдут того, кто это сделал, и обо всем позаботятся. Чиновница из Департамента подбора пар так сказала.
Я уже жалею, что рассказала ему. Почему я решила, что от этого мне станет легче? Но теперь ничего не поправишь.
— Бедный мальчик, — говорит дедушка печально. — Страдает безвинно. Ты хорошо его знаешь?
— Мы друзья, но не близкие. Я встречаюсь с ним иногда в свободное время по субботам, — объясняю, я. — Год назад он получил постоянное рабочее место, и с тех пор мы не часто видимся.
— А где он работает?
Я не сразу решаюсь сказать правду, потому что она печальна. Мы все были удивлены, что Кай получил такую низкую квалификацию, несмотря на то что Аида и Патрик — люди уважаемые.
— В центре распределения питания.
Дедушка скривился:
— Это тяжелая и безрадостная работа.
— Знаю. — Я заметила, что, несмотря на специальные перчатки, которые носят рабочие, руки у Кая стали красными от горячей воды. Но он не жалуется.
— Чиновница разрешила тебе рассказать мне о Кае? — спрашивает дедушка.
— Да, — отвечаю я. — Я спросила ее, можно ли мне рассказать все только одному человеку. Тебе.
Дедушкины глаза сверкнули насмешливо.
— Потому что мертвые не могут проболтаться?
— Нет, — сказала я. Я люблю дедушкины шутки, но сейчас шуткой ответить не могу. Это случится так скоро, и мне будет так его не хватать... — Мне хотелось рассказать тебе, потому что я знала — ты поймешь.
— А-а. — Дедушка поднял брови с кривой усмешкой. — Ну и как? Ты считаешь, я понял?
Теперь я слегка засмеялась.
— Не так хорошо, как я надеялась. Ты отреагировал так, как мои родители, если бы я им рассказала.
— Это естественно, — возразил дедушка. — Я хочу защитить тебя.
«Не всегда ты этого хотел», — думаю я, поднимая брови так же, как он. Именно дедушка, в конечном счете, отучил меня сидеть на бортике бассейна вместо того, чтобы плавать.
Однажды летом он пришел к нам туда и спросил:
— Что она делает?
— Она всегда тут сидит, — ответил Ксандер.
— Она не умеет плавать? — спросил дедушка, и я сердито посмотрела на него, потому что могла сама за себя ответить, и он знал это.
— Она умеет, — объяснил Ксандер, — но не любит.
— В частности, я не люблю прыгать в воду, — сообщила я дедушке.
— Понятно. А как насчет прыжков с вышки?
— Это я просто ненавижу.
— Прекрасно, — сказал он и уселся на бортик рядом со мной.
Даже в то время, когда он был моложе и сильнее, чем сейчас, я помню, что подумала, какой он старый в сравнении с дедушками моих друзей. Мои дедушка и бабушка были одной из последних пар, пожелавших быть обрученными в старшем возрасте. Им тогда было по тридцать пять. Мой отец, их единственный ребенок, родился только через четыре года. Теперь никому не разрешается иметь детей в возрасте старше тридцати одного года.