— Кто такой Сизиф? — спрашиваю я, чтобы как-то отвлечь его. — Ты однажды упомянул его имя, когда инструктор объявил нам, что у нас будет восхождение на Большой холм.
— Миф о нем возник очень давно. — Кай встает и идет дальше. Видно, сегодня он ощущает потребность в постоянном движении. — Мой отец очень любил рассказывать о нем. Он хотел быть таким, как Сизиф, потому что тот был сильным и хитрым и всегда доставлял неприятности Обществу и чиновникам.
Никогда раньше Кай не рассказывал о своем отце. Его голос звучит ровно, по его тону нельзя сказать, что он чувствует к отцу, который умер много лет назад и чье имя он держал в руке на рисунке.
— В одном из мифов Сизиф попросил чиновника показать ему, как работает оружие, а потом направил его против этого чиновника.
Я поражена, и Кай, по-видимому, предвидел мое удивление. У него добрые глаза, и он объясняет:
— Это старая история, еще с тех времен, когда чиновники носили оружие. Больше они оружие не применяют.
Он не сказал того, что мы оба знаем: им не нужно его применять. Угроза изменения статуса держит каждого в повиновении.
И снова Кай идет вперед, с трудом прокладывая себе путь. Я наблюдаю за его движениями, за игрой мускулов на спине. Иду так близко вслед за ним, что успеваю проскальзывать под ветками, которые он отводит, чтобы пройти. На секунду его запах представляется мне запахом леса. Я думаю: наверное, так пахнет шалфей; он говорил, что это был его любимый запах в прежней жизни. Хорошо бы, он полюбил запах этого леса, потому что это мой запах.
— Общество решило придумать для Сизифа особое наказание, потому что он осмелился подумать, что он такой же, как они, что он равен им по уму, в то время как он не был ни чиновником, ни даже гражданином. Он был никем. Человеком со статусом «Отклонение» из Отдаленных провинций.
— И что они с ним сделали?
— Они дали ему работу. Он должен был втащить камень, огромный камень, на вершину горы.
— Мне кажется, это не так уж страшно. — В моем голосе звучит облегчение. Если эта история закончилась хорошо для Сизифа, может быть, она так же хорошо закончится и для Кая?
— Это не так легко, как может показаться. Когда он был уже близок к вершине, камень покачнулся и покатился вниз, к подножию горы. Ему пришлось все начать сначала. И это повторялось каждый раз. Он так никогда и не достиг вершины. И был обречен навечно толкать камень в гору.
— Понимаю, — говорю я. Наши восхождения на малый холм напомнили Каю о Сизифе. День за днем мы делали одно и то же: карабкались наверх и спускались вниз. — Но ведь мы же достигли вершины малого холма.
— Но нам никогда не разрешали остаться там надолго, — заметил Кай.
— Он был из вашей провинции? — Я на момент застываю: мне слышится звук свистка инструктора. Но это лишь пронзительный зов птицы из полога листьев над нами.
— Я не знаю. Не знаю, реальный ли это человек, существовал ли он когда-нибудь на свете.
— Тогда зачем рассказывать его историю? — Я не понимаю и на момент чувствую себя обманутой. Зачем Кай рассказывает мне об этом человеке и вызывает мое сочувствие к нему, если его никогда не существовало в реальной жизни?
Кай на минуту задумывается. Его глаза становятся огромными и глубокими, как океаны в других сказках или как небо в его собственном рассказе.
— Даже если он и его история выдуманы, многие из нас живут в точности как он. Так что это в любом случае правда.
Я обдумываю его слова, в то время как мы быстро движемся вперед, маркируя упавшие деревья и обходя или пробираясь сквозь чащи.
Здесь стоит почти незнакомый мне запах перегноя, хотя в лесу следов гниения не видно. Этот запах даже приятен. Так пахнут растения, вернувшиеся в землю; деревья, когда они превращаются в пыль.
Но холм может таить в себе что-то. Я вспоминаю слова Кая и его рисунки и понимаю, что нет места идеально хорошего. И нет места абсолютно плохого. Раньше я думала в абсолютных категориях и верила, что наше Общество совершенно. В тот вечер, когда они пришли за нашими артефактами, я поверила, что наше Общество ужасно. Теперь я просто не знаю, что думать.
Кай затуманивает смысл вещей. И в то же время помогает видеть яснее. И то же делаю для него я.