- Ничего подобного! - Гай стоял на своем. - Вы просто не знаете этих проклятых фламандцев. Они быстренько раскупают экзотические товары, привезенные из Венеции, зная, что все это добро куплено мной в обмен на наши ткани, но не забывают повторять, что мои работники никогда бы не смогли производить такую хорошую материю, если бы их не обучили фламандские ткачи. Они вечно должны подчеркивать свое превосходство: куда уж нам тягаться с их мастерами - у нас ведь за плечами нет девятисот поколений потомственных ткачей! Мы, получается, просто выскочки. От их золота я не собираюсь отказываться, но никогда не возьму ни ярда их тряпок, даже если они мне сами стали бы доплачивать.
Девятьсот поколений... Клаудия понимала, что это преувеличение, и все же изумилась. Целый день он объяснял ей премудрости своего ремесла, сопоставлял факты, рассказывал о сделках, зачитывал бесконечные колонки цифр, а теперь он пришел в ярость от одной мысли расширить торговлю с фламандскими купцами. Гай произносил слово "мы", как будто не отделял себя от своих людей. Да, действительно, среди знатных феодалов такой человек, как Гай, скорее исключение, чем правило. Типичный феодал, конечно, встанет на защиту своих подданных с мечом в руках, если им будет угрожать опасность как вступился бы он за свою собственность. Но Гай защищал их репутацию и ради нее готов был даже терпеть убытки.
- Вы бы смогли удвоить вашу прибыль, покупая фламандские ткани и продавая их в Англии.
- Я вижу, вы уже лучше меня знаете, как мне вести дела, - он посмотрел на нее, скрестив руки на груди, и в его голубых глазах заиграла насмешка.
Клаудия почтительно склонила голову, однако не скрыла ироничную улыбку.
- Что вы, барон. Просто мне кажется, что вы не совсем правы. Ведь вы же платите своим агентам комиссионные. Поэтому, мне кажется, нечестно и несправедливо лишать их законных заработков, отказываясь от каких-либо сделок лишь на том основании, что вы не любите фламандцев.
Гай погладил подбородок и нахмурился.
- Пока никто не жаловался.
Клаудии вдруг бросилось в глаза, что щеки его нуждаются в бритве.
- Я бы тоже не жаловалась, если бы знала, что меня тут же вышвырнут с работы.
Его губы растянула ленивая улыбка.
- Вы считаете меня тираном? Значит, вы меня еще недостаточно хорошо знаете, если думаете, что я способен уволить работника из-за такого мелкого проступка.
Клаудия пожала плечами.
- Это было всего лишь предположение.
- Вы, возможно, удивитесь, но мои агенты ни за что не пойдут на сделку, если она будет против моих правил. - Гай замолчал и обернулся к окну. Ладно, - сказал он намного спокойнее, - уже поздно. Вы поужинаете со мной?
- Поужинать с вами? - голос Клаудии прозвучал, словно слабое эхо. Никто и никогда еще не приглашал ее на ужин. Она не была уверена, что правильно истолковала его предложение.
- Ну да, я приглашаю вас поужинать со мной. Я хочу, чтобы вы сидели за столом рядом со мной.
Клаудия пришла в замешательство и не знала, что ответить. Гай хотел, чтобы она сидела во главе стола, на глазах у всех. Этим барон дал бы всем ясно понять, что относится к ней, как к гостье.
- Но почему вы так добры ко мне, барон? Я думала, что нахожусь в Монтегю на положении служанки. Но вы предоставили в мое распоряжение огромный гардероб, дали служанку мне самой, предложили заняться увлекательным делом; и, наконец, теперь вы сажаете меня на почетнее место за столом. Почему? - Клаудия внимательно смотрела на него.
- Разве я не могу просто быть добрым? - Он приложил руку к груди, как будто был глубоко обижен.
- До сих пор еще никто не был добр ко мне безо всякой на то причины.
Она запнулась. Прошлой ночью она боялась, что Гай попытается ее соблазнить и затащит к себе в постель. Но сегодня он держится с ней так, будто эта мысль просто не могла бы прийти ему в голову. Сегодня он - сама любезность и предупредительность. А ведь это гораздо опаснее, чем обычные уловки обольстителей. Их невинная дружеская беседа ослабила ее внутреннее напряжение, и она, похоже, совсем утратила бдительность. Клаудии стало не по себе. Та симпатия, которую она к нему испытывала, с подозрительной легкостью перерастала в какую-то странную дружбу. Лучше бы он ей совсем не нравился.
- Если я поужинаю с вами, вы позволите мне спать в отдельной комнате?
- Я вижу, вы решили поторговаться. - Гай задумчиво смотрел на нее. Значит, у вас тоже есть причины быть доброй ко мне. Возможно, потому, что вы подозреваете, будто мое предложение небескорыстно?
- Честно говоря, вы угадали мои мысли, - смутилась Клаудия. Раз он выказывает ей такие знаки внимания, на это должны быть какие-то веские причины. Но она просто не могла противиться его обаянию. - Хорошо, барон, я поужинаю с вами. Но давайте все-таки заключим сделку: никаких условий ни с моей, ни с вашей стороны.
- Вы очень подозрительны, леди Клаудия. - Прежде чем кивнуть в знак согласия, он не меньше минуты пристально смотрел на нее. - Отлично. Я даю вам слово: никаких условий.
Гай положил руку на спинку ее стула и прошептал ей на ухо:
- Клянусь, у меня не было никаких дурных намерений.
- В самом деле? - Клаудия холодно улыбнулась. Она была уверена, что он обманул ее. Клаудия сделала усилие, чтобы не отодвинуться от него. Главное не показывать, что все, происходящее вокруг, глубоко ранит ее.
В огромном зале витали ароматы изысканных блюд. Нестройный гул голосов пирующих смешивался с песнями менестрелей и лаем собак, беснующихся в ожидания подачки. Слуги расставляли на столах огромные блюда с яствами, виночерпия вновь и вновь наполняли кубки вином, стол украшало множество ваз с фруктами. Клаудии все это было так же безразлично, как если бы вся трапеза состояла из одной овсяной каши. Она заставляла себя брать очередной лакомый кусок, но насладиться едой была не в силах.
Если прежде кое у кого из сидевших за столом и были сомнения в том, что она является любовницей Гая, то теперь они явно рассеялись. Он хвастался ею, словно ценным трофеем. Она сидела рядом с Гаем на месте, иа котором могла бы сидеть его жена, и с его стороны это было жестокой шуткой. Все присутствовавшие в зале, казалось, оценили юмор Гая. Клаудию раздражало не то, что они глазели на нее, а то, как они это делали. Во взглядах некоторых мужчин читалось откровенное вожделение, женщины делали вид, что ее вовсе нет за столом, или смотрели на нее с плохо скрытой брезгливостью.