Глава 23
Дым и туман
Однажды вечером, вскоре после того, как мы вернулись с гор, раздался звонок в дверь. Отец занимался с Айком Джефферсоном тригонометрией, а с Бетти Робертс — физикой, помогал им делать домашнее задание. Он и пошел открывать. Тревор за фортепиано наигрывал Шуберта, потому что, по его словам, вечер был на редкость «шубертовский». Это была одна из причуд Тревора, без которых мы его уже не мыслили и о которых потом вспоминали спустя многие годы. Мы с Шебой, сидя бок о бок за двумя швейными машинками, строчили не покладая рук праздничные наряды для Бетти и Старлы. Девочкам приходилось все время отрываться от учебников, чтобы Шеба могла снять с них мерки. Платья получались просто загляденье — «улет башки», как безапелляционно заявила Шеба. Найлз тихо корпел над уроками в моей комнате. А музыка окрашивала этот вечер на свой лад, привносила в него ноту грусти, вряд ли кому-то из нас желанной.
Отец открыл дверь. В полоске света стоял, зажатый между сестрой и подругой, Чэд Ратлидж. Мы с Шебой не поднимали головы от шитья, пока музыка резко, на полутакте, не оборвалась. Чэд, Молли и Фрейзер вошли в комнату одновременно с моей матерью, которая появилась из своей спальни в дальней части дома. Все мы обескураженно молчали. Найлз, почуяв неладное, сбежал с лестницы и застыл на пороге, увидев Чэда.
— Это я попросила Чэда и девушек зайти, — заговорила мать. — После возвращения с гор вы объявили Чэду бойкот. В школе с ним никто не разговаривает, он находится в положении изгоя. Он совершил дикий, почти непростительный поступок. Однако нет такого преступления, которое не подлежит прощению. Об этом в один голос твердят нам литература, искусство и религия. Чэд?
Тот сделал шаг вперед, явно смущенный под нашими враждебными взглядами. Открыл рот, чтобы что-то сказать, смешался, прокашлялся и наконец заговорил. В его запинающемся голосе не осталось и капли ратлиджевского высокомерия.
— Я прошу у вас прощения, у всех. Я, конечно, не заслуживаю прощения. Но хочу сказать все, глядя вам прямо в глаза. Хочу, чтобы вы слышали. Найлз и Тревор могут плюнуть мне в лицо. Как плюнула Фрейзер. Я заслужил. Я не могу объяснить, почему я это сделал. Сам не понимаю. Найлз, после возвращения ты ни разу не позвонил моей сестре. Ночами она плачет у себя в комнате. Родители из-за этого сходят с ума. Фрейзер ничего не знала об ассамблее. Она ни при чем. Простите меня. Я не знаю, что еще сказать.
Я отвернулся и опять склонился над подолом парадного платья Старлы. Шеба последовала моему примеру. Тревор снова заиграл Шуберта. Найлз направился обратно в мою комнату. Чэд стоял посреди гостиной, как громом пораженный.
— Погодите, — вмешалась мать. — Найлз, вернись, пожалуйста. Тревор, перестань играть. Лео и Старла, оторвитесь на минутку. Вы, конечно, имеете право отказать Чэду в прощении, но будьте добры заявить ему об этом прямо. Вашего хамства я не потерплю. Тут уж дело не в Чэде, а в вас. Важно, что́ вы сами за люди.
— Найлз, почему ты не звонишь мне? — срывающимся голосом спросила Фрейзер у Найлза, который нехотя вернулся в гостиную и встал рядом с нами. — Я ведь тоже ездила в горы искать тебя. Я думала, что у нас с тобой нормальные отношения.
— И как я могу теперь звонить вам? — Найлз смотрел в пол, сжимая кулаки. — А что, если трубку снимет твой отец? Или мать? Или брат? Что я им скажу? «Привет, это Найлз. Сирота из приюта. Не позовете ли к телефону девушку из особняка, вашу дочь Фрейзер, хоть вы меня и считаете дерьмом?»
— Мало ли, что́ они считают. Важно, что́ считаю я.
— Это ты сейчас так говоришь. Но давай заглянем в будущее. Допустим, мы поженимся. Представляешь, какие лица скорчат твои родители и их расфуфыренные друзья, когда девушка из рода чарлстонских Ратлиджей выйдет замуж за безродного ниггера с гор? Айк и Бетти, поймите меня правильно, я не хотел вас оскорбить.
— Да уж понимаем, — ответил Айк, исподлобья глядя на Чэда.
— Мистер и миссис Ратлидж тоже ужасно переживают, — произнесла Молли. — Они искренне сожалеют о случившемся.
— Я прощу тебя, Чэд, если простит Тревор, — сказала Шеба. — Я много думала о том, что ты сотворил с моим братом и с Найлзом. Знаешь, что самое мерзкое в твоем поступке, вонючий ты козел? Ты выбрал двух самых беззлобных, самых доверчивых ребят на свете. Ты хоть представляешь, каково Тревору приходилось в жизни? Мальчик, похожий на девочку. Нежный, хрупкий, ранимый, как цветок. Он всегда был лакомой добычей для козлов типа тебя. А такие есть в каждом городе, в каждой школе. И всюду они охотились за моим братом. Чтобы избить. Или раздеть догола и отнять деньги.