Потом она зовет нас, и мы выбираемся из воды, молча возвращаемся в дом. Все выкладывают на буфет съестное — кто что прихватил. Это простая еда, самая подходящая для летнего дня. Найлз принес капустный салат, картофельный салат, тушеные бобы, Айк — барбекю из свинины и ребрышки. Молли вынимает бабушкин сервиз из тончайшего фарфора, лучшее столовое серебро и накрывает на стол, несмотря на все наши протесты — мы предлагаем обойтись бумажными тарелками и пластмассовыми вилками.
— При мне никаких бумажных тарелок, я этого не потерплю, — заявляет Молли решительно, не теряя тона любезной хозяйки. — Лучше сразу убейте меня.
За столом начинается обмен новостями: как дети жили без родителей и как дедушки с бабушками успели за это время избаловать, окончательно и безнадежно испортить послушных, дисциплинированных и прекрасно воспитанных отпрысков моих друзей.
— Отец поехал с детьми в наш дом на острове Эдисто, и они на целую неделю уплыли рыбачить. За всю неделю ни разу не чистили зубы, — возмущается Фрейзер. — Не меняли одежду. Не мылись. Отец умудрился превратить их в настоящих дикарей, пока мы искали Тревора.
— Зато повеселились на славу, — говорит Найлз.
— Давайте позвоним Тревору, — предлагает Молли.
— Отличная идея, — подхватываю я.
Молли набирает номер Медицинского университета. Первая говорит с Тревором Шеба, последним я, получив трубку от Бетти. Голос Тревора кажется мне усталым.
— Просто хотелось услышать тебя, Тревор, — говорю я. — Хватит болтать, тебе нужно отдохнуть.
— Ты лучше приходи, и я тебе наболтаю с три короба! Уши завянут слушать. Я был бы уже в могиле, если бы вы не отыскали меня.
— Что было, то прошло. Впереди у тебя много дней, и для них потребуется много сил.
Я вешаю трубку, Айк встает из-за стола. Авторитет его бесспорен, и мы все выжидательно замолкаем. Несмотря на то что на нем шорты, цветастая гавайская рубашка и шлепанцы, осанка сохраняет значительность, присущую его характеру. Он откашливается, делает глоток пива и просматривает несколько страничек в своем блокноте.
— Вот что мы с Бетти думаем, — начинает он. — У нас так и не решена одна проблема. Это отец Тревора и Шебы. Мы по-прежнему ничего не знаем о нем. Где он сейчас? Но наверное, ни у кого нет сомнений, что рано или поздно он объявится в Чарлстоне.
— Это точно? — спрашивает Фрейзер.
— Нет, конечно, — отвечает Бетти. — Этот человек, судя по всему, псих. Но он умен, хитер, изобретателен и одержим навязчивой идеей. Мы сегодня перерыли кучу книг. В криминальной литературе не описано ни одного подобного случая. Этот тип — случай особый. Он пойдет на все, чтобы добраться до близнецов.
— Мы с Бетти убеждены, что он приедет в Чарлстон, — продолжает Айк. — Судя по рассказам Шебы, начинал он как заурядный педофил. Таких дети перестают интересовать, когда взрослеют. Но тут события приняли другой оборот. Слава Шебы зацепила его, и он не пожелал оставить ее в покое. Нам крупно повезло, что все мы уехали из Сан-Франциско живыми. Когда его переводили из тюрьмы Синг-Синг в психлечебницу, туда переслали его фото, отпечатки пальцев и характеристику. Вообще-то заключенных из тюрьмы в больницу переводят очень неохотно, а то все начнут симулировать помешательство, чтобы потом сбежать. Нужно быть уж совсем законченным психом с большими отклонениями, чтобы добиться перевода.
— Интересно, Айк, и какие же отклонения обнаружились у моего папочки? — спрашивает Шеба.
— Я не хотел тебе говорить, но раз ты спросила… — неохотно отвечает Айк. — У него была вредная привычка — поедал собственные экскременты.
Все с отвращением передергиваются, морщатся. Бетти раздает всем фотографии, и мы видим довольно привлекательного мужчину средних лет с лицом скорее ироничным, чем зверским. Шеба говорит, что, пока она росла, облик отца постоянно менялся — казалось, в одном теле обитает сотня разных мужчин. Любую роль он мог сыграть с блеском прирожденного актера. Только его зрители никогда не знали, когда заканчивается актер и начинается настоящий человек, без маски. У него был талант подражать любым акцентам, носить любые костюмы, имитировать любые повадки. Он заставил Евангелину По перевести близнецов на домашнее обучение, снимал уединенное жилье, и они селились на фермах или в сельских домах, порой даже не имевших адреса. Отец был мастер на все руки и приходил домой, одетый то как министр, то как хирург, то как ветеринар или мастер по ремонту телевизоров. Менялась роль — и полностью менялась его манера поведения, не говоря о внешности. Волосы он красил бессчетное число раз, так что близнецы уже не помнили естественного цвета и часто спорили на эту тему.