— Немного осталось, — пожал модифицированный плечами. — Давно они поменяли цвет?
— Около месяца назад.
— Неприятно?
Теперь пришла моя очередь пожимать плечами. Рассказывать Омару о том, какой ужас и шок я испытала, проснувшись утром и взглянув на своё отражение, не стала.
— Неудобно. Приходится всё время носить очки или шлем. Твоя семья меня ищет. Очень рьяно.
— Потерпи немного. Это временные неудобства.
— И что изменится? Или ты нашёл себе новую игрушку?
Я специально грубила. Специально злила.
Ещё одна игра — вывести его из равновесия, вытащить из этого ледяного панциря, пробить на эмоции. Я еще очень хорошо помнила, каким Рейф может быть.
Как улыбался мне, и эта улыбка трогала глаза, делая их более человечными. Как целовал до такой степени, что начинала кружиться голова. Мне казалось, что со мной он был настоящим, но я снова ошиблась.
— Ревнуешь?
Представить рядом с ним другую было сложно. Не знаю, откуда эти собственнические мысли, но я хотела, чтобы он принадлежал только мне, чтобы страдал так же, как и я. Ненавидел и не мог забыть. Как я.
— Сочувствую несчастной.
— Может, она, наоборот, счастлива?
Да, большинство отдали бы жизнь за возможность стать парой Рейфа Омару.
— Что ж, значит, кому-то повезло больше, чем мне.
Фраза словно застыла в воздухе между нами, и всё вернулось назад.
Боль, сомнения, ревность, недоверие, ненависть и тоска. По тому, что было или могло быть. По тому, кем мы стали или могли стать.
По тому, что уже не изменить никогда и не исправить.
— Я умею признавать свои ошибки, Кейт. А ты?
— А я предпочитаю их не совершать. Как Мари?
— Жива и здорова.
— В больнице?
— Нет. Мы нашли иной способ выздоровления.
Я сощурилась, внимательно на него взглянув. Помнила я об этих способах и о последствия тоже. На своей шкуре опробовала.
— Привязал-таки.
— Она была очень плоха.
— Или вы просто решили пойти лёгким путём. Как всегда.
— У нас с тобой был лёгкий путь? — усмехнулся Рейф.
— А мы с тобой то самое исключение, которое только подтверждает правило.
Я видела, что он хочет сказать что-то еще, но вместо этого кивает своим мыслям и произносит:
— Начнём.
Тоже кивнула, вновь поворачиваясь к стене и упираясь в неё руками. Глаза закрыты, и я сама превратилась в слух.
Вот оборотень выпрямился, скинул пиджак и подошел ближе. Теперь нас разделяли каких-то двадцать сантиметров.
Тепло.
От него шло тепло, и я невольно подалась назад. Всего на миллиметр, но не смогла устоять. А оборотню только это и надо.
Первое прикосновение к спине. Его два пальца нарисовали непонятный узор на лопатке. Сначала на одной, потом на другой.
Провели прямую по спине, пересчитав все позвонки. Медленно, чуть надавливая, заставляя меня задержать дыхание и выгнуться.
Затем вверх. На этот раз быстро. Задержались на последнем позвонке у основания шеи, чуть массируя его, затем руки нежно коснулись напряжённых плеч.
Близко.
Расстояние между нами уменьшилось вдвое, а мой пульс участился раза в три.
Закусила губу, чтобы сдержаться, заставить себя стоять на месте и молчать. Ни звука.
А дыхание уже сбилось.
Горячее дыхание у шеи, заставившее меня задрожать. Он не касается кожи губами, всего лишь волос, но этого хватает, чтобы тело пронзило словно электрическим разрядом.
Оно уже не слушалось. Оно чуяло хозяина. И внутри меня просыпалось что-то звериное, чужое, неправильное. Ворочалось, стряхивая пепел сгоревшей души и расправляя плечи.
Меня трясло всё более ощутимо.
Проклятье! Такого раньше не было. Наверное, всё дело в том, что мы так долго не встречались. Воздержание плохо повлияло на нас обоих. Мы даже до половины не дошли, а сил держаться уже больше нет.
Еще немного, и зарычу… прогнусь вперёд, прижимаясь бёдрами к его, ощущая его желание.
— Уходи…
Шёпот едва слышен, и в нём столько боли, что я замерла.
— Ч-что?
— Кейт, — Рейф попятился и глухо зарычал. — Если ты… если не хочешь, чтобы… уходи… Беги отсюда… и не… больше не приходи! Это хуже, чем пытка… эта хуже, чем боль… видеть тебя, чувствовать, ощущать желание и держаться, — снова рык, захлебнувшийся на вздохе. — Проклятье…
Я резко поворачиваюсь, обнимая себя за плечи, и смотрю, как его буквально корёжит.
Это страшно.
Да, ненавижу. Его, себя, нашу жизнь, но не так… Так неправильно. И я не понимаю причин или не хочу понимать.
— Рейф?
Он застыл и медленно поднял голову.
Совершенно мёртвые и пустые глаза. Совсем человеческие. Лишь крохи янтаря как жалкое напоминание того, что было когда-то.
— Рейф!
Он неожиданно усмехнулся, и капельки крови окрасили уголок губы. Омару стёр их лёгким движением и усмехнулся еще сильнее.
— Не так… не здесь…
И, пока я хлопала ресницами, пошатнулся и стал оседать на пол, пока не упал на колени.
Кровавая усмешка и тихое:
— Прости… теперь ты свободна.
Рейф Омару никогда не просит прощения. Он всегда знает, что делает, и никогда не ошибается.
Рейф Омару силён, могуч и беспощаден. На его пути стоять нельзя — сломает, уничтожит, перекуёт под себя. Любого.
Рейф Омару всегда прав.
Рейф Омару не может упасть к моим ногам, захлёбываясь собственной кровью. Этого просто не может быть…
И только тогда я закричала.
Конец.