— А как иначе? Для тебя это пустяк, а для меня — жизнь, в которую ты ворвался, не спрашивая разрешения.
— Это же что-то личное, да? — вдруг спросил оборотень, заставив меня настороженно замереть.
Его взгляд с губ переместился чуть ниже и снова вернулся к глазам.
— Что именно?
— Твоя неприязнь. Ты не радикал, чтобы ненавидеть меня просто так, за мою сущность. Значит, что-то очень личное.
Модифицированный подался ближе, наклоняясь вперёд, через стол.
Слишком близко. Я даже смогла рассмотреть коричневые крапинки в глубине его необычных глаз. Они словно затягивали в свой омут.
Почему словно? Именно так модифицированные и действовали.
Шарахнулась, вжимаясь в спинку диванчика и крепко зажмуриваясь.
«Не смотреть в глаза! Не смотреть в глаза! Не дать сломать себя! Не позволить зайти так далеко!»
Тихо звякнула посуда, и вновь тишина. Только стук собственного пульса в ушах и ожидание чего-то… страшного и непоправимого.
Но давления не было, скорее, глухое раздражение с капелькой разочарования, которое горчило на губах.
Шорох.
А я всё не могла решиться открыть глаза. А вдруг всё начнётся снова?
— Мари, — терпеливо произнёс оборотень. — Я же пообещал, что не стану тебя ни к чему принуждать.
— А как же ваши… особенности?
Магнетизм, желание, которое невозможно контролировать, которому невозможно противостоять. Животные инстинкты, направленные лишь на размножение. Уничтожающие и стирающие все остальные потребности.
— На тебя воздействия не будет. Никогда.
Я всё-таки рискнула открыть глаза, понимая, что веду себя очень глупо. Но взгляд поднимать не спешила, изучая собственные руки, лежащие на коленях.
— И я должна поверить тебе на слово? — тихо спросила у него.
Опасная игра. Неправильные слова. С ними нельзя так разговаривать.
Я помнила. Никогда не забуду, даже если захочу.
— Можем подписать документ, — продолжил молодой мужчина неожиданно спокойно.
Зашуршали салфетки, звякнула тарелка.
— Это что такое?
Кажется, кто-то нашел записку официантки.
На это стоило посмотреть. Хищник изучил клочок бумаги, смял и отбросил в сторону.
Вот так и разбиваются девичьи мечты.
После чего взял белоснежную салфетку, достал ручку из внутреннего кармана и выжидательно на меня глянул.
— Что писать?
— А я откуда знаю. Это же твоя идея. И писать договор на салфетке… — я тихо рассмеялась, а он вдруг напрягся. — Что?
Что я опять сделала не так? С ним как по минному полю, уже не знаешь чего ожидать.
— Ты впервые рассмеялась.
Тоже мне, великое событие. Но для него это почему-то было важно.
— И что? — тут же насупилась я.
— Тебе идёт, — отозвался Стив. — И улыбка красивая.
И что я должна на это ответить?
— Спасибо, — промямлила в ответ и побыстрее сменила тему. — Тебе не кажется, что писать договор на салфетке… странно?
— Другой бумаги нет. Мы можем потом перепечатать. Значит, пункт первый: никакого внушения?
И взгляд такой… почти невинный, только чертенята так и бегали в глубине.
— Почему у меня такое ощущение, что ты что-то от меня скрываешь?
— Все мы что-то скрываем.
— Что-то важное.
— Но я могу ответить на любые твои вопросы.
— Прямо сейчас? — удивилась я.
— Потом, — уклончиво отозвался хищник, но отступать мне не хотелось.
— Когда?
— В нашу первую ночь. Я расскажу тебе абсолютно всё в нашу первую ночь. Если смогу хоть немного насытиться тобой.
— 15-
Ну что, Мари, довольна? Получила ответ на свой вопрос? А вот теперь сиди и думай, что с этим делать. И с собственной фантазией, которая разыгралась не на шутку, представляя меня и его… нас… на огромной кровати. На смятых простынях… сплетённых в одно целое.
Ой, мамочка…
Нет, это просто невыносимо. Этого модифицированного слишком много. Его взгляда, прожигающего насквозь, голоса, что мягко обволакивал, как воздушное облачко. Теперь этот… хищник еще и в фантазии мои проник.
Обещал же, что воздействовать не будет. А как тогда объяснить всё это?
— Спасибо, — кисло отозвалась я, чопорно сложив руки на коленях. — Я не настолько любопытна.
Собственный голос звучал как-то неправильно и непривычно. А еще в горле пересохло.
Я схватила со стола капучино и одним разом осушила половину, после чего поставила чашку на место.
Вот только легче от этого совсем не стало.
Взгляд Стива стал еще более обжигающим. Я даже дёрнуться не успела, как он вдруг оказался рядом (одно слово — модифицированный: ловкий, быстрый, стремительный), коснулся большим пальцем краешка моих губ, стирая следы капучино.
Всего лишь прикосновение, а меня как огнём обожгло. Больно и сладко одновременно. Запретно.
И сама тут же разозлилась на себя и такую реакцию.
— Пенка, — невозмутимо отозвался Стив, вновь присаживаясь на диванчик.
Золото в глазах потемнело, и они почти вернулись к нормальному цвету, насколько он может быть нормальным у них.
— Продолжим наш разговор? Ты дала срок две недели. Четырнадцать дней для того, чтобы изменить мнение обо мне и всех модифицированных, вместе взятых.
— Да, срок две недели, — ответила ему, пытаясь отойти от этих ощущений.
— Тебе не кажется, что он слишком маленький?
— Увеличивать не буду, — тут же вставила я.
— Но тогда мы должны встречаться чаще. Намного чаще.
— Только не говори, что мне придётся к тебе переехать.
А в ответ иронично приподнятая бровь и насмешливое:
— Интересное предложение, Мари. Если ты хочешь…
— Не хочу! — нервно отозвалась я, мысленно проклиная свой длинный язык.
Это же надо было такое сказать.
— Жаль. Мне понравилось. В любом случае ты не должна будешь вставлять мне палки в колёса.
— И что это означает?
— Ты не будешь бегать от меня.
Я молчала, ожидая продолжения. Нутром чувствовала, что оно обязательно последует. И не ошиблась.
— Потому что я тебя всё равно найду, — тихим вкрадчивым голосом, чётко выговаривая каждое слово, произнёс оборотень. — Где бы ты ни пряталась, где бы ни скрывалась… Найду и… накажу.
У меня даже дыхание перехватило.
Это не угроза, скорее… обещание.
И пока я собиралась с мыслями, Стив продолжил — уже другим, более деловым тоном:
— Штрафные санкции нам тоже стоит обсудить. За нарушение. Как насчёт поцелуя?
— Какого поцелуя? — не поняла я, еще до конца не переварившая его предыдущую фразу.
— Нашего.
И тут стало неприятно и обидно. Пока я сижу, ушами хлопаю, этот хищник уже всё решил за меня.
— Надо же, как ты всё просчитал, — заметила едко. — И поцелуи, и ночь. Выбор-то мне вообще хоть какой-то остаётся или нет? И какие штрафные санкции? Мы с тобой еще договор не заключили, условия не обсудили.
— Так мы этим сейчас и занимаемся. Ты позволяешь за собой ухаживать, платить за тебя в кафе, ресторанах, будешь принимать подарки…
— Стоп! — тут же встрепенулась я. — Никаких подарков!
— Не переживай, они в любом случае останутся у тебя.
Он серьёзно думает, что в этом причина моего отказа?
— Ты не понял! — отчеканила я, подаваясь вперёд. — Мне. Ничего. От тебя. Не надо! Совсем.
— Мари.
— Нет. Знаю я вас, модифицированных: золото, бриллианты, дорогая одежда, шикарные подарки!
Воспоминания колкой иголкой протыкали сердце. А ведь казалось, что всё забыто, пережито и похоронено.
Но эмоции и боль такие яркие, что их сложно удержать, невозможно спрятать.
Я осеклась под пристальным взглядом и прикусила губу, внезапно осознав, что сказала и показала слишком много.
— Это не ты, — мягко заметил Стив, на которого моя речь не произвела особо сильного впечатления. — И не подруга. Что-то более личное, близкое.