— Отваги тебе и удачи!
— Нельзя ли моей служанке Розе Флэммок или камеристке Джиллиан, жене Рауля, остаться на ночь в моей комнате? — спросила Эвелина.
— Флэммок? Рауль? — гневно повторила за ней Эрменгарда. — Вот из кого состоит твоя прислуга! Фламандцы для Англии — тот же паралич, а норманны — гнилая горячка!
— Бедные валлийцы, — сказала Роза, у которой негодование пересилило страх перед старой саксонкой, — добавили бы к этому, что раньше всех пришли на эту землю саксы, а они, значит, были подобны чуме?
— Слишком уж ты дерзка, милочка! — сказала леди Эрменгарда, грозно глядя на молодую фламандку и хмуря свои темные брови. — Но доля правды в твоих словах есть. Саксы, датчане, норманны прокатились по стране точно волны, одна за другой; у каждой хватало сил завоевать, но не хватало мудрости, чтобы удерживать завоеванное. Будет ли когда-нибудь иначе?
— Это будет, — смело ответила Роза, — когда и британец, и норманн, и фламандец научатся называть себя одним общим именем и равно чувствовать себя детьми страны, где они родились.
— Ого! — воскликнула владелица Болдрингема, удивленная, но довольная. Оборотясь к своей племяннице, она сказала: — Девушка и умна, и остра. Смотри только, чтобы она не злоупотребляла этим.
— Она так же верна и добра, как и находчива, — сказала Эвелина. — Милая тетушка, позвольте ей эту ночь побыть со мной.
— Это невозможно, да и опасно для вас обеих. Ты должна в одиночестве узнать свою грядущую судьбу, как это делали все женщины в нашем роду, кроме твоей бабки. А каковы были следствия ее пренебрежения фамильным обычаем? Увы! Вот передо мной ее внучка, и она уже в пору первой юности осталась круглой сиротой.
— Что ж, пойду одна, — согласилась Эвелина, смирившись. — Пусть никто не сможет сказать, что я навлекла на себя грядущие беды из страха перед настоящими.
— Твои служанки, — сказала леди Эрменгарда, — могут находиться в передней, у входа в комнату, и слышать твой зов. Комнату укажет тебе Бервина. Я это сделать не могу; ты ведь знаешь, что побывавшие там однажды возвращаться туда не могут. Прощай, дитя мое, да благословит тебя Небо!
С большим волнением и нежностью, чем она выказывала раньше, старая женщина еще раз поцеловала Эвелину и знаком велела ей следовать за Бервиной. Последняя, вместе с двумя служанками, державшими факелы, стояла тут же, готовая отвести ее в таинственную комнату. Факелы осветили им толстые стены и своды двух длинных, извилистых коридоров; осветили неровные, стершиеся ступеньки витой лестницы и привели наконец в просторную комнату нижнего этажа, где старинные драпировки, яркий огонь, пылавший в очаге, лунные лучи, проникавшие через частые переплеты окна, и мирт, который оплетал раму, создавали некоторый уют.
— Эти ложа, — сказала Бервина, — приготовлены для служанок. — И она указала на две постели, предназначенные для Розы и Джиллиан. — А мы пойдем дальше, — добавила она.
Она взяла факел из рук одной из служанок; обе они в страхе пятились от следующих дверей, и их страх тотчас передался Джиллиан, хотя она, вероятно, не знала его причину. Зато Роза Флэммок, не дожидаясь разрешения и не колеблясь, последовала за своей госпожой, которую Бервина через узкую дверь ввела в маленькую прихожую или гардеробную, в конце которой виднелась еще одна узкая дверь. Окно здесь также было оплетено вьющимися растениями и едва пропускало бледный свет луны.
Бервина остановилась и, указывая Эвелине на Розу, спросила:
— Почему же и она идет с нами?
— Чтобы разделить с моей госпожой опасность, какова бы она ни была, — ответила Роза с обычной своей решительностью. — Не правда ли, милая госпожа, — продолжала она, сжимая руку Эвелины, — вы не прогоните от себя вашу Розу? Я, может быть, не столь высоко летаю, как ваши соотечественники, но я смела и находчива во всяком честном деле. Вы дрожите как лист! Не входите туда! Не давайте себя морочить всеми этими торжественными и таинственными приготовлениями. Отстраните от себя устарелые, может быть даже языческие, суеверия.
— Леди Эвелина должна туда войти, — сурово сказала Бервина, — и войти без дерзких спутниц и советчиц.
— Должна, должна! — повторила Роза. — Разве так надлежит говорить со свободной высокорожденной девицей? Милая госпожа, вы только намекните, что желаете этого, и мы им покажем, как принуждать вас. Я кликну из окна норманнских воинов и скажу, что вместо гостеприимного дома мы попали в логово ведьм.
— Замолчи, безумная! — крикнула Бервина голосом, дрожавшим от гнева и страха. — Ты не знаешь, кто обитает в следующем покое.
— Вот я и созову тех, кто быстро это узнает, — сказала Роза и уже бросилась к окну, но Эвелина в свою очередь крепко схватила ее за руку и заставила остановиться.
— Благодарю тебя за заботу, Роза, — сказала она, — но сейчас она мне не поможет. Кто входит в эту дверь, должен входить один.
— Тогда я войду туда вместо вас, милая госпожа, — сказала Роза. — Вы побледнели… вы похолодели… вы умрете от ужаса, если войдете! Что бы тут ни было, обман или сверхъестественные силы, меня они не проведут. А если какому-то злобному духу нужна жертва, пусть лучше это будет Роза, чем ее госпожа.
— Не нужно, — сказала Эвелина, стараясь овладеть собою. — Ты заставила меня устыдиться моего малодушия. Это испытание с древних времен проходят женщины рода Болдрингем, и только они. Я не ждала, что меня подвергнут ему теперь, в нынешнем моем положении, но, если час настал, я пройду испытание так же смело, как любая из моих прабабок.
С этими словами она взяла из рук Бервины факел, пожелала доброй ночи ей и Розе, ласково освободилась из объятий последней и вошла в таинственный покой. Роза, дойдя до самого порога, успела увидеть, что комната невелика и похожа на ту, которую они миновали, так же освещена луной, а окно находится в той же стене, что и окно гардеробной. Больше ничего увидеть не удалось, ибо Эвелина, остановившись на пороге и поцеловав подругу, ласково оттеснила ее назад, затворила за собою дверь и заперла на засов, словно ограждая себя от вторжений, хотя бы и с добрыми намерениями.
Бервина принялась уговаривать Розу, если ей дорога жизнь, вернуться в первую комнату, где были постланы постели, и если не лечь спать, то хотя бы помолчать и помолиться; но верная фламандка не внимала ее уговорам и не повиновалась приказаниям.
— Не пугай меня, — говорила она. — Я останусь здесь. Отсюда я хотя бы услышу, что будет грозить моей госпоже. И горе тем, кто причинит ей зло! Заметь себе, что ваш негостеприимный дом окружен двадцатью норманнскими воинами, готовыми отомстить за любую обиду, нанесенную дочери Раймонда Беренжера.
— Оставь свои угрозы для смертных существ, — сказала зловещим шепотом Бервина. — Обитательнице того покоя они не страшны. Прощай и, если с тобой что случится, пеняй на себя!
Она удалилась, оставив Розу взволнованной всем происшедшим и несколько оробевшей от ее последних слов. «Эти саксы, — говорила себе девушка, — окрещены всего лишь наполовину и держатся своих старых обрядов, поклоняются духам стихий. У них и святые непохожи на святых христианских стран; они и выглядят как-то дико, и имена носят языческие и дьявольские. Страшно быть здесь одной! А в покое, куда заставили войти мою госпожу, ничего не слышно… мертвая тишина. Уж не позвать ли Джиллиан? Нет! В таком деле она мне не помощница. Ни смелости, ни разумения у нее не хватит. Лучше быть одной, чем с ненадежной помощницей. Посмотрю, стоят ли норманны на своих постах. Вот на кого надо рассчитывать в случае нужды».
Размышляя таким образом, Роза Флэммок подошла к окну гардеробной, чтобы убедиться в бдительности охраны и получше разглядеть, где она разместилась. Полная луна позволила ей ясно различить все, что было за окном. Прежде всего она с некоторым огорчением убедилась, что находится не так близко к земле, как ей казалось; ибо окна обеих гардеробных, а также окно таинственного покоя располагались над старым рвом, который в этом месте отделял стену дома от окружающей ровной местности. Ров, как видно, давно уже не служил для обороны. Дно его совершенно высохло и во многих местах заросло кустами и небольшими деревьями; некоторые из них подымались к самой стене дома. С их помощью, подумалось Розе, можно добраться до окон. По ту сторону рва простиралась ровная и почти совершенно открытая поляна; лунные лучи покоились на ее роскошной густой траве, перемежаясь с тенями от деревьев и башен. За поляной начинался лес, а на его темной опушке кое-где возвышалось несколько гигантских дубов; казалось, что это богатыри, вышедшие сразиться впереди остального войска.