— Да что тебе надо? — откликнулся Рауль. — Что ты раскричалась, точно чайка перед дождем? Ну и голосок! Ты всех ястребов мне распугаешь.
— Ястребов? — воскликнула кумушка Джиллиан. — Нашел время возиться с ястребами, когда тут принесли на продажу соколов. Самых лучших, какие когда-нибудь летали!
— Это, верно, коршуны. Вроде тебя, — проворчал Рауль.
— Нет! И не пустельги вроде тебя! — возразила Джиллиан. — А отличные кречеты! Ноздри широкие, клювы короткие и даже синевой отливают!
— Ишь разболталась! Да откуда они? — спросил Рауль. Весть заинтересовала его; он только не хотел доставить жене удовольствие, обнаруживая свое любопытство.
— С острова Мэн, — ответила Джиллиан.
— Тогда должны быть хороши, — сказал Рауль. Выйдя из конюшни, он спросил, где продавец соколов.
— Между оградой и внутренними воротами, — ответила Джиллиан. — Там, куда впускают торговцев с товарами. Где же еще ему быть?
— А кто его впустил? — спросил подозрительно Рауль.
— Господин управитель, филин ты этакий! — сказала Джиллиан. — Пришел ко мне и послал меня за тобой.
— Ах, управитель! Я мог бы догадаться. Пришел, значит, к тебе… А не проще было бы прямо ко мне? А, милочка?
— Уж не знаю, почему ко мне, а не к тебе, — ответила Джиллиан. — А знала бы, все равно не сказала. Что ж, хочешь — покупай, хочешь — нет, мне-то что за дело! Продавец дожидаться не станет. И сенешаль Мальпаса, и валлийский лорд Диневаур — все готовы у него купить.
— Иду, иду, — сказал Рауль, понимавший, что хороших соколов очень недостает в его хозяйстве. Он поспешил к воротам, где продавец предлагал трех соколов, которых его слуга держал в отдельных клетках.
Рауль с первого же взгляда убедился, что соколы были лучшей из всех европейских пород; а если и обучены соответственно, то лучших не купить, хоть бы для самого короля. Продавец указал на все их достоинства: силу, ширину плеч, свирепые темные глаза; смелость, с какой они встречают приближение незнакомых людей; живость, с какой чистят свои перья и отряхиваются. Он подробно рассказал о том, как трудно и опасно добывать их с Рамсейского утеса, где их разводят и где находится гнездовье, равного которому нет даже на норвежском побережье.
Рауль словно не слушал всего этого.
— Приятель, — сказал он, — в соколах я разбираюсь не хуже тебя и не стану отрицать, что твои хороши. Но если они плохо обучены и плохо приручены, то лучше уж ястреб-тетеревятник, чем самый лучший сокол.
— Согласен, — сказал продавец. — Но если мы договоримся насчет главного, то есть цены, я покажу птиц в деле, а тогда хочешь — покупай, хочешь — нет. Бьюсь об заклад, что никто не сравнится с ними, как на взлете, так и при нападении.
— Что ж, справедливо, — сказал Рауль. — Посмотрим, такова ли цена.
— И цена какая следует, — сказал продавец. — По милости доброго короля Реджинальда Мэнского, я вывез с острова восемнадцать соколов и всех распродал, кроме этих. Теперь клетки у меня пусты, кошелек полон, и неохота мне дольше таскать оставшихся. Если доброму человеку, да еще знатоку вроде тебя приглянутся мои соколы в полете, пусть сам назначает и цену.
— Ладно, — сказал Рауль, — что же торговаться вслепую. Если соколы хороши, моя госпожа даст и цену хорошую. Византийский золотой за всех трех.
— Один золотой, господин сокольничий? Клянусь верой, мало даешь! Удвой эту сумму, тогда я подумаю.
— Если птицы хорошо приручены, — сказал Рауль, — я дам полтора. Но пусть сперва добудут нам цаплю. А наугад я дел не делаю.
— Идет! — сказал продавец. — Мне сподручнее продать их тебе. Ведь если везти их в Уэльс, как бы там со мной не расплатились длинными ножами. Что ж, выедем в поле?
— А то как же! — сказал Рауль. — Правда, на цапель лучше охотиться в марте. Но если проехать с милю вдоль реки, мы эту лягушатницу отыщем и сейчас.
— Идет, господин сокольничий, — сказал продавец. — Но неужели мы поедем одни? И нет в замке лорда или леди, которых можно было бы позабавить хорошей соколиной охотой? Таких соколов я не побоюсь показать хоть и графине.
— Прежде моя госпожа любила соколиную охоту, — сказал Рауль. — Но, не знаю уж почему, после смерти отца затосковала и живет в своем замке точно монахиня в обители. Может, ты, Джиллиан, уговоришь ее? Хоть раз сделай доброе дело, уговори ее поглядеть на охоту. Бедняжка за все лето ничем не позабавилась…
— Постараюсь, — сказала Джиллиан. — Да кстати покажу ей новый фасон шапочки к охотничьему наряду. Ни одна женщина не устоит!
Пока Джиллиан говорила это, ревнивому мужу показалось, будто она переглянулась с продавцом соколов, хотя знакомство их было слишком кратким даже для столь общительной особы, как кумушка Джиллиан. А когда он сам поближе пригляделся к продавцу, ему подумалось, что лицо его будто не совсем незнакомо. И он сухо сказал:
— А ведь мы где-то уже встречались, приятель, вот только не припомню, где?
— Все может быть, — ответил продавец. — Я ведь часто бываю в здешних краях. Может, и продавал тебе что-нибудь. Место тут неподходящее, а то бы я охотно распил с тобой полгаллона вина за более короткое знакомство.
— Не спеши, приятель, — сказал старый егерь. — За короткое знакомство я не пью ни с кем, пока не узнаю знакомца получше. Поглядим, как летают твои соколы, и если так летают, как ты их хвалишь, может, и выпьем по чарке. Ого! Вон идут грумы и конюхи. Значит, госпожа согласилась ехать.
Случай позабавиться охотой представился Эвелине, когда сияние осеннего дня, свежий воздух и веселая работа жнецов, кипевшая вокруг замка, делали этот соблазн неодолимым.
Так как они не намеревались выезжать дальше берега реки и рокового моста, постоянно охранявшегося небольшим пешим отрядом, Эвелина решила обойтись без вооруженной охраны; нарушая принятый в замке порядок, она взяла с собой только Розу, Джиллиан и пару слуг, которые вели на поводках спаниелей и несли разные охотничьи принадлежности. Разумеется, поехал также Рауль, продавец соколов и конюх. Каждый из них троих держал на руке сокола, и все спорили о том, как их выпускать, чтобы лучше испытать их силу и выучку.
Когда эти важные решения были приняты, кавалькада поехала вниз по течению реки, выглядывая по берегам добычу. Но хотя невдалеке находилось гнездовье цапель, ни одной из них не было видно.
Ничто так не раззадоривает охотника, как мелкие неудачи; выехав со всеми принадлежностями для успешной охоты, он не обнаруживает дичь и боится со своим пустым ягдташем стать посмешищем для каждого встречного сельского жителя. Спутники леди Эвелины ощутили всю унизительность своей неудачи.
— Хороша местность, нечего сказать, — заметил продавец соколов. — Проехали уже две мили — и хоть бы одна несчастная цапля!
— Это все чертовы фламандцы! — сказал Рауль. — Все их водяные мельницы да сукновальни! Где ни поселятся, всюду конец охоте, да и хорошему обществу тоже. Но если госпоже угодно проехать еще милю, до Красного Озера, я покажу длинноногую птичку, за которой соколам придется покувыркаться, пока не ошалеют.
— Красное Озеро?! — сказала Роза. — Ты ведь знаешь, что оно более чем в трех милях от моста и уже по дороге в горы.
— Вот, вот! — сказал Рауль. — Еще одна фламандская капризница хочет испортить нам охоту. Не так уж мало здесь фламандских девок, чтобы им бояться, не погонится ли за ними валлийский дикий сокол.
— Рауль прав, Роза, — заметила Эвелина. — Ну не смешно ли сидеть точно птицы в клетке, когда вокруг все время так спокойно? Я решила хоть раз вырваться на волю и поохотиться, как прежде, без вооруженной охраны, словно мы государственные преступники. Едем-ка, милочка, на Красное Озеро! И убьем цаплю, как подобает свободным жительницам Валлийской Марки.
— Позвольте мне хотя бы предупредить отца, чтобы он сопровождал нас, — попросила Роза, ибо они как раз ехали мимо вновь отстроенных мануфактур бравого фламандца.
— Конечно, Роза, — сказала Эвелина. — Но поверь, что мы будем у Красного Озера и даже повернем уже назад, прежде чем твой отец наденет свой лучший кафтан, опояшется мечом и оседлает своего фламандского коня истинно слоновьих размеров, которого он недаром назвал Лежнем. Не хмурься и не теряй время на оправдание отца, а поскорее поезжай за ним.