В этот трудный час они получили весть, что мудрый и деятельный монарх, в то время правивший Англией, приближается к ним во главе большого войска, имея две цели: усилить осаду замка Печальный Дозор и завершить усмирение крестьянского мятежа, уже почти достигнутое Гаем Монтермером.
И вот, когда друзья и вассалы дома де Лэси не знали, куда податься, среди них неожиданно появился Рэндаль де Лэси, родственник коннетабля и, после Дамиана, ближайший его наследник. Оказалось, что король поручил ему собрать и возглавить тех вассалов его дома, кто не хотел быть как-либо причастным к предательству, якобы совершенному тем, кого коннетабль, уезжая, поставил вместо себя. В смутные времена пороки человека легко прощаются, лишь бы он был смел, смекалист и прыток. Появление Рэндаля, отнюдь не лишенного этих качеств, было весьма благожелательно встречено вассалами его родича. Они поспешили объединиться вокруг него, сдали королевским войскам все принадлежавшие им укрепленные посты и, чтобы совершенно отмежеваться от преступлений, приписываемых Дамиану, старались, под предводительством Рэндаля, особенно отличиться в схватках с отрядами крестьян, которые кое-где продолжали действовать или укрывались в ущельях; с побежденными крестьянами они расправлялись так жестоко, что по сравнению с отрядами Рэндаля де Лэси даже войско Монтермера казалось милосердным. Наконец, под знаменем своего древнего рода, во главе пяти сотен отборных воинов Рэндаль появился у стен замка Печальный Дозор и присоединился к стоявшему там войску короля Генриха.
Осажденным уже приходилось тяжко; горстка защитников замка, ослабевших от ран и лишений, еще более пала духом, когда увидела у своих стен единственное во всей Англии знамя, под которым, как они надеялись, к ним могла прийти подмога.
Воодушевленные призывы Эвелины, которую не сломили ни лишения, ни грозная опасность, перестали действовать на защитников замка; среди них послышались требования сдаться; это обсуждалось на шумных совещаниях, куда проникали не только младшие офицеры, но и многие из рядовых; ибо бедственное положение расшатывает дисциплину, и всякий начинает говорить и поступать как заблагорассудится. Внезапно, и к их удивлению, появился среди них и Дамиан де Лэси. Встав с одра болезни, к которому так долго был прикован, бледный и еще слабый, он пришел опираясь на плечо своего пажа Амелота.
— Рыцари, воины, — сказал он. — Впрочем, к чему называть вас так? Ведь рыцари всегда готовы умереть за даму, а воины дороже жизни ценят свою честь.
— Долой его! Долой! — закричали некоторые из солдат, прерывая его. — Он готов обречь нас на смерть как предателей, а мы ни в чем не повинны! Пусть нас повесят на крепостных стенах, лишь бы ему не расставаться с любовницей!
— Молчать, наглый раб! — грозно крикнул Дамиан. — Иначе досадно будет потратить мой последний удар на такое презренное существо, как ты. А вы, — продолжал он, обращаясь к остальным, — вы, кто уклоняется от ратного труда лишь потому, что в честном бою может умереть на несколько лет раньше, чем суждено природой; вы, пугающиеся черепа и костей, словно дети; не думайте, что Дамиан де Лэси хочет укрыться ценою ваших жизней, которыми вы так дорожите. Договоритесь с королем Генрихом и выдайте меня его правому или неправому суду. Или, если хотите, отрубите мне голову и бросьте ее со стен замка, чтобы умилостивить короля. Оправдание мое я вверяю Господнему суду. Словом, выдайте меня, живым или мертвым, или откройте ворота и дайте мне сдаться самому. Но если вы мужчины, если так можно вас назвать, позаботьтесь о безопасности вашей госпожи. Выговорите себе такие условия, какие обеспечат ей безопасность, а вас спасут от позорной смерти трусов и предателей.
— А ведь юноша, пожалуй, говорит разумно, — сказал Уилкин Флэммок. — Давайте выдадим его королю, а за это выговорим себе и госпоже что сумеем, пока мы не съели последние крохи наших запасов.
— Сам я едва ли предложил бы подобную меру, — прошамкал отец Альдрованд, у которого камнем из пращи были выбиты четыре передние зуба. — Но, раз она столь великодушно предложена главным лицом в этом деле, я заявляю вместе с ученым схоластом: Volenti non fit injuria.[27]
— Священник и ты, фламандец, — сказал старый знаменосец Ральф Гленвиль. — Я вижу, куда дует ветер. Но не думайте, что вам удастся сделать нашего молодого господина козлом отпущения и тем спасти свою распутницу. Нет, не хмурьтесь, сэр Дамиан, и не сердитесь. Если вы не знаете, в чем ваше спасение, мы это знаем за вас. По коням, воины де Лэси! Если придется, то по двое на одного коня, и мы увезем нашего упрямца. И пажа Амелота мы тоже возьмем в плен, чтобы он не вздумал нам препятствовать. А затем мы сделаем вылазку против осаждающих. Кто сумеет прорубить себе путь сквозь их ряды, тот спасен; кто погибнет, о том позаботятся.
Воины де Лэси встретили это предложение одобрительными возгласами. Воины Беренжера громко и гневно возражали. Эвелина, привлеченная шумом, тщетно пыталась их успокоить. Солдаты Дамиана также не стали слушать упреков и увещеваний своего командира. У всех ответ был один и тот же:
— Неужели вам безразлично? Неужели ради ваших любовных шашней надо жертвовать жизнью? — Так кричал Гленвиль, обращаясь к Дамиану. Не столь грубо, но столь же упорно воины Раймонда Беренжера отказывались на этот раз повиноваться его дочери.
Уилкин Флэммок, увидя, какой оборот принимает дело, покинул шумных спорщиков. Выйдя из замка потайным подземным ходом, от которого ему доверен был ключ, он пробрался никем не замеченный в королевский лагерь, где попросил, чтобы его допустили к королю. Это легко ему удалось, и скоро Уилкин предстал перед королем Генрихом. Король находился в своем походном шатре вместе с двумя сыновьями, Ричардом и Иоанном; каждый из них впоследствии носил корону Англии, но сколь различны были эти царствования!
— Кто ты таков? — спросил король.
— Честный человек из замка Печальный Дозор.
— Ты-то, может статься, и честен, — заметил король. — Но явился ты из гнезда изменников.
— Каковы бы они ни были, ваше величество, я намерен передать их в ваше распоряжение; ибо у них недостает разума самим решать; нет сил держаться, нет и охоты покориться. Но сперва я желал бы узнать у вашего величества, на каких условиях могут они сдаться.
— На тех, какие короли готовят изменникам, — сурово отвечал Генрих. — А готовят они им острые мечи и крепкие веревки.
— Нет, ваше величество, если замок будет сдан с моей помощью, вам следует проявить милосердие, иначе ваши мечи и веревки понадобятся лишь для одного моего бедного тела и вы будете по-прежнему стоять лагерем перед замком.
Король пристально взглянул на него.
— Тебе известен закон войны, — сказал он. — Эй, начальник военной полиции! Вот изменник, а вон и дерево.
— А вот и шея, — сказал неустрашимый фламандец, расстегивая ворот своей куртки.
— Клянусь честью! — воскликнул принц Ричард. — Вот бравый и смелый человек! Таких лучше накормить и напоить, а потом честно драться с ними за замок, а не держать впроголодь, как скареды-французы держат своих собак.
— Помолчи, Ричард, — сказал ему отец. — Ты разумом слишком еще зелен, а нравом слишком горяч, чтобы давать мне советы. Фламандец, если условия твои разумны, мы не будем с тобой чересчур суровы.
— Первое мое условие, — начал фламандец, — это полное прощение мне, Уилкину Флэммоку, моей дочери Розе и всему моему имуществу.
— Вот истый фламандец! — сказал принц Иоанн. — Прежде всего он заботится о себе.
— Его условие разумно, — заметил король. — Что еще?
— Безопасность для жизни, чести и земельных владений девицы Эвелины Беренжер.
— Это еще что, смерд? — гневно сказал король. — Таким ли, как ты, указывать мне, как поступить с высокородной норманнской девицей? Свое посредничество ограничь себе подобными, сдавай нам замок, да долее не медли. Будь уверен, твой поступок больше пойдет на пользу изменникам, чем сопротивление, которое все равно будет тщетным.