Мы безнадежно проигрывали, теряя большинство сил. Улицы столицы замараны и по сей день, а тогда шага нельзя было ступить, чтобы не угодить в чью-то кровь. Дома рушились, все гремело, и нам казалось, что пришел конец. Левый фланг разметали к чертям собачьим, правый медленно разваливался, целым оставался только тыл, где прятались все Высшие. Вроде как для перелома ситуации в определенный момент, и мы поверили, что нас вдруг спасут, мы старались задержать ангелов. А потом я заметила, как Аим бежит с поля боя. Совершенно бесславно отступает, бросив всех остальных. Его добили копьем. Свои же.
Что-то произошло уже потом, когда вся Сотня почти в полном составе взмыла в воздух. Мы думали, они отступают: потрепали как следует и хватит. А потом я узнала боевое построение. И спустя секунду ангелы разметали нас сильным и слаженным ударом в самый центр.
Я потерялась в крови, она застилала глаза, она забивала глотку. Мне показалось, я была уже мертва, но боль вернула меня к жизни. Меня придавило развалившимся зданием. Ройс вытащил. Пальцы все расцарапал о плитку, но вытащил. Благодаря ему я еще здесь.
Плечо раздробило, для регенерации нужно было время, и я не могла сражаться. Могла наблюдать, как рушится все, чего мы добились.
Люцифер сам повел остатки сил в бой. Может быть, это немного смутило Сотню, но отряд Падших смог напасть сверху. Их не заметили сразу, и многие светлокрылые все же не спаслись. А потом Падших тоже отбросили, швырнули к горящим домам. Знаете, огонь очень быстро пожирает крылья. После добирается до всего остального. Так погибла Натаниэль, мой друг. Она должна была быть медиком, но пошла в боевой отряд, хотела что-то кому-то доказать. Доказала — что ангелы горят. Сгорают очень, очень быстро.
Мы думали, теперь-то устоим, после Падших, после половины вырезанных ангелов. Но они продолжали сражаться, но теперь их гнала еще и месть. Добрались до тыла, убили несколько Высших и подожгли уже весь город. Все горело: дома, демоны, небо… Из-за чадящего дыма не видно было даже своих рук.
Нас спас Люцифер. Самаэль заманил Сотню в одно место, пожертвовав несколькими отрядами, а Сатана уничтожил их. Не знаю как, видать, черной магией. Мы слышали только крики, видели вспышки и молнии, бьющие в землю, а потом нашли трупы ангелов. И Люцифера без сознания.
Он пролежал после день и встал, одержимый местью. Но тогда мы этого не знали, мы думали, что Сатана умер. Просто стояли и не могли поверить своим глазам. Так не должно было быть.
Антихрист выл — так ни демоны, ни люди не воют. Звонили колокола, оповещая всех о пожаре, который и так было отлично видно. Раненые и умирающие стонали, крики их сливались в единый хор. Все утонуло в шуме.
А ведь сегодня Пасха, вдруг вспомнил кто-то. Неожиданно громко.
Да, была Пасха. Святой праздник возрождения. А Столица… Столица горела, — неожиданно глухо заканчиваю я.
Никто не произносит ни слова, никто не смотрит на меня. Глаза странно горят, что ж с ними такое?.. Провожу тыльной стороной ладони по лицу. Дергаюсь: слезы. Горячие, что тот пожар. Но этого уже не видят, каждый думает о своем, многие просто сидят, уставившись в пустоту. Как Габриэль, беззвучно шевелящая губами.
— За умерших! — Я неожиданно для всех поднимаю рюмку.
— За умерших, — соглашаются, поднимая рюмки, кружки и стаканы. Один порыв овладевает всеми, мы едины в своем горе.
Это могли бы быть и мои поминки тоже.
Проходит две недели, и все медленно забывают о битве. Как известно, забвение немного, но лечит. Про мой рассказ в баре тоже немногие помнят, но я рада, что выговорилась тогда. Легче стало.
Руки Ишим тоже имеют странное свойство успокаивать. Я лежу у нее на коленях, она задумчиво перебирает мои волосы. Я их отрезала неровными прядями, сейчас прическа выглядит так, будто ее кто-то зло обкусал: по-мужски короткие, ершистые вихры. А мне нравится, хоть бы и растрепано до ужаса, зато в лицо не лезет.
— Хочешь, я завтрак приготовлю? — урчу я, разморенная исходящим от Ишимки теплом.
— А ты умеешь?
— Обижаешь! — смеюсь я. — Как, думаешь, я до этого жила? Так что насчет яичницы с беконом?
Утро уже не такое раннее, ближе к полудню, поэтому неудивительно, что Ишим соглашается довольно быстро. Но все же предупреждает, что будет следить, как бы я не разгромила кухню. Усмехаюсь, заглядывая в холодильник. Надеюсь, я не забыла, как готовить?
Пытаюсь отбросить волосы, но вовремя вспоминаю, что это больше не нужно. Ишим устраивается на любимом нами обеими подоконнике и, как было обещано, наблюдает с чуть шаловливой улыбкой. Ругаясь сквозь зубы, пытаюсь отрыть в шкафчике соль, но в руки все попадается перечница. Куда же мы ее?..
— М-да, никогда не думала, что можно нормально выглядеть в рубашке, которая больше нужного на два размера, — смеется Ишим.
— Она нужного размера, — кусая губы, я воюю с плитой. — Просто она немножко мужская.
— У кого стащила?
Сковородка наконец поддается, издаю ликующий вопль, какой обычно знаменует победу в бою. Ловко перебрасываю ее из руки в руку — ничего хитрого в этом нет, если привык сражаться на мечах. Так, что еще? Ветчина, но сойдет и просто мясо.
— Так тебе нравится рубашка?
— Мне нравится, как она выглядит на полу, — с хитрой улыбкой признается Ишим.
— Бестолочь ты моя…
Забывая о скворчащей на плите яичнице, подхватываю ее в объятия. Ишим урчит куда-то в ухо, сладко прикусывая кожу на шее острыми клычками. Поцелуи-укусы уже становятся привычными.
Тянусь к ее губам, но тут слышу тихое покашливание. У стены, скрестив руки на груди, стоит Ройс, улыбаясь так, будто наблюдает за интереснейшим представлением. И стоит он там, кажется, уже довольно давно.
— Стучать не учили? — вздыхаю я.
— Ой, да ладно, — отмахивается он. — Меня тут послали…
— Даже догадываюсь, почему и куда.
Шутки Ройс не оценивает.
— Приказ от Люцифера. Да, опять, я уже устал таскаться к вам с ними, но что делать? На этот раз тебе говорят возвращаться на улицы, а там посмотрим.
— Я думала, ответная атака на ангелов… — удивленно начинаю я.
— Все так думали. Но планы в разработке, а делать все равно нечего. Так что разберись для начала с повальным случаем одержимости и совсем распоясавшейся Инквизицией. И не смотри так. Больше некому.
Ага, ясно. Все остальные, значит, будут планировать и укреплять Столицу на случай следующих визитов ангелов, а мне в мире людей поработать. Неужели все заново?
Ройс протягивает мне две папки примерно одинаковой толщины. Руки у него по-прежнему в плотных кожаных перчатках, и я испытываю некое сожаление, ведь именно меня он полез спасать.
— Еще Влад просил передать вот это. — Он вытаскивает из той же сумки записную книжку. — Кажется, тут заклинания, но я не слушал.
— Спасибо, — киваю. Как бы Ройсу намекнуть, что он не вовремя?
— Ага, всегда… — он осекается. — Слушайте, а чем это у вас пахнет?
Вроде бы гарью, но пожара не чувствую. Оборачиваюсь на окно, проверяю на всякий случай. Нет, все спокойно, новые ангелы не напали…
— Завтрак! — доходит до меня.
Над всеми забытой сковородкой вспыхивает миниатюрное адское пламя.
Вечером того же дня я с явным сожалением выбираюсь из дома, из объятий теплой по-кошачьи Ишимки. Неспешно прогуливаюсь по городу, встречая знакомых и отвечая на их приветствия расслабленными улыбками. Ноги сами ведут меня на площадь, где уже ждет Влад, кинувший приглашение прогуляться после полудня.
— Тебе идет, — говорит он сразу, а я долго оглядываю себя, смотрю на военные ботинки, на джинсы, на рубаху, только лишь потом запоздало соображаю, что Войцек имел в виду мои подрезанные волосы, лохмато разметавшиеся на ветру. А я и забыла вовсе…